смещало воздушным потоком, словом, расстрелять нас, как в тире, было хоть и не весьма, но затруднительно.
Иван Михайлович продолжал, не дергаясь и не теряя духа, стрелять по вертолету. Я лихорадочно соображал: не откинуть ли мне страхующий вертлюг и не ринуться ли наземь, хотя до земли было высоковато и сломать, как минимум, ноги представлялось делом вполне реальным.
Вертолет неведомых террористов выпустил вторую смертельную трассу. Я едва ли не физически ощутил, как тяжелые пули крупного калибра со зловещим шелестом пронзили упругий и чистый горный воздух в метре или двух над моей головой, одна из пуль тенькнула о штангу, на которой висело кресло, еще раз напомнив мне о беспомощности и беззащитности собственного положения.
Левой рукой я откинул металлический вертлюг, он страховал седока, не давая ему невзначай вывалиться вперед, и готовился уже прыгнуть в неизвестность, стараясь дождаться минуты, когда земля подо мной окажется не такой далекой, и в последний момент повернул голову, дабы глянуть на Василия Андреевича за спиной, непроизвольно вспомнил о нем, может быть, для того, чтобы предложить последовать моему примеру.
Поворотился я в тот момент, когда водитель уже приладил к плечу футляр с шампурами, футляр несколько изменил облик, и теперь смотрелся как фаустпатрон или, если вам больше так нравится, гранатомет.
Из небольшого раструба вырвалось желтое пламя, и почти в то же мгновение вертолет с грохотом взорвался.
Ниже меня генерал Иван Мотринец неразборчиво кричал и размахивал пистолетом.
Я вновь посмотрел на водителя, тот, довольно ухмыляясь, поднял кулак с оттопыренным большим пальцем, затем небрежным жестом сбросил вниз бывший футляр с титановыми якобы шампурами.
Обломки вертолета рухнули, объятые пламенем на склон горы, там еще раз ухнуло взрывом нечто, остатки не задержались и огненными колесами покатились вниз, зажигая зеленую еще траву, кусты и малые высохшие смереки.
«Вы ушли, как говорится, в мир иной», — мысленно пробормотал я по адресу тех, кто находился в вертолете.
Конечно, некая ошеломленность заполняла мое существо, неуютно, согласитесь, висеть на пусть и металлической нитке и наблюдать, как некие подонки цинично норовят тебя за здорово живешь наполнить фаршем, от которого рискуешь получить, по меньшей мере, несварение желудка.
Но страха я не испытал, не успел, наверное; испугаться, сожаление, разве что возникло…
Такую красоту испортили, козлы!
Генерал показывал рукой вниз, на разбросанные по склону горящие обломки вертолета, я понял, что Михалыч весь уже в расследовании незаурядного ЧП, хотя и находится в положении, когда ни приказа отдать не может, ни сам рвануться к месту происшествия не в состоянии.
И тут в сознании моем возник знакомый голос:
— Здесь оберштурмбанфюрер Вольф. Задание выполнено, мой фюрер!
— Благодарю за службу, Эрвин, — отозвался Адольф Алоисович. — Нужно убрать следы… Западню на шоссе мы только что устранили. Можешь ехать в Трускавец, ничего не опасаясь.
— Спасибо, мой фюрер! — услышал я голос серого волка.
Вывернув голову так, чтобы видеть следующее за мной кресло, я наблюдал, как Василий Андреевич энергично простер правую руку в сторону горящих на склоне обломков — и обломки исчезли.
Люльки наши продолжали двигаться к станции горнолыжного подъемника, поскрипывал трос, когда проходил сквозь шкивы опор-великанов, или гномов — по отношению к масштабам карпатин, как больше вам глянется, вокруг царили тишь и гладь с божьей благодатью вкупе — и никаких следов только что разгоревшегося рискованного для нас боя.
— Василий Андреевич! — позвал я и тут же поправился — Оберштурмбанфюрер!
— Слушаю вас, партайгеноссе письмeнник, — отозвался мнимый водитель.
— А где… ну тот, постоянный?
— Ждет нас в Трускавце… Не беспокойтесь о нем. Василий Андреевич в порядке. Он сменит меня за рулем, ничего не заметив.
— А как же генерал?
— В обойме его пистолета по-прежнему восемь патронов, — ответил оберштурмбанфюрер Эрвин Вольф.
Восьмого июня 1993 года львовская газета «Высокий Замок» перепечатала из московских «Известий» статью некоего Владимира Коваленко, которая в столичной газете увидела свет 29 мая сего года.
Автор излагает в ней любопытные, хотя и далеко не бесспорные суждения по проблемам Крыма и Черноморского флота. Хорошо зная, что «Известия» давным-давно оккупированы ломехузами и выпускаются их агентами влияния, я решил полностью дать сей материал в собственном романе для вящей, так сказать, объективности.
Поскольку статью «Говорят флот — подразумевают Крым» читали и товарищ Сталин, и партайгеноссе Гитлер, счел необходимым привести здесь, помимо моих собственных, и замечания вождей.
Итак, слово Владимиру Коваленко:
Замечание Сталина: Сама постановка вышеприведенных вопросов является незаконной и даже неприличной, об исторической справедливости я уже не говорю.
Начнем с того, что северное побережье Черного моря никогда не было украинским. И известная всему миру Одесса, и тем более, Николаев, Херсон, не говоря уже о Крыме с легендарным Севастополем, построены были руками русских солдат и матросов, тамбовских, рязанских, вологодских и других мужиков Великой России, построены на землях, возвращенных ими же для законного владения Российской Державой.
Полагаю, флот Черноморский должен принадлежать исключительно Российской Федерации, которая может и должна гарантировать Украине, раз уж ей так захотелось самостийности, безопасность ее морских рубежей.
Что же касается Крымского полуострова, формально переданного Украине похмельным Никитой, то земля эта бесспорно принадлежала, принадлежит и будет принадлежать только России.
Замечание Гитлера: Я бы предпочел высказываться с меньшей резкостью, нежели делает это Иосиф Виссарионович. Наверное, следует передать Украине небольшие военные корабли, которые несли бы функции охраны водного бассейна.
Это щекотало бы самолюбие киевских гетьманов, утихомирило бы националистов, удовлетворило бы в некоей мере имперские амбиции малороссов.
Замечание Станислава Гагарина:
Прошу меня извинить, но старшие товарищи правы лишь в одном: желании найти компромиссное решение.
Но ваши предложения, увы, только полумера. Две недели я нахожусь в Львовской области, ездил в Закарпатье, читаю местную прессу, беседую с людьми и в городах и в селах.
Все без исключения украинцы требуют одного: хватит играть в сепаратистские игры! Богдана Хмельницкого на вас нет, шахрая… Кстати, знают ли русские люди, что слово шахрай в украинском языке означает мошенник? Не бирюльками заниматься, не флот делить по принципу — ты мне куклу, я тебе — заводную машинку, не в Ялте или охотничьем Завидове трескать водку и лобызаться бывшим партийным боссам цековского масштаба, а четко и твердо взять курс на воссоединение Украины с Россией.
