Рассказывают, что товарищ Сталин узнал, будто в Катынском лесу скопилось чересчур много пленных польских офицеров, а это, мол, угрожает безопасности и с этим необходимо покончить. А докладывал этот вопрос Лаврентий, который неожиданно перешел на грузинский язык, за что вождь не раз нещадно ругал Берию.
Машинально товарищ Сталин в этот раз ответил Лаврентию по-грузински и слово покончить произнес на родном, понимаешь, языке. Речь шла о том, чтобы рассредоточить, рассеять, сам лагерь, но слово рассеять служит в грузинском и в качестве глагола «покончить». И Берия отнес это на счет тех, кто содержался в лагере, покончил с несчастными поляками.
Особым умом Лаврентий не отличался, хотя нынче принято, понимаешь, писать, будто он, хотя и злодей, возвышался интеллектуально над остальными.
Не над кем было возвышаться, понимаешь, и сам Лаврентий, ни умом, ни мало-мальски сносной образованностью не отличался, Станислав Семенович.
— И что же, Иосиф Виссарионович, в вашем окружении не было достойных людей?
— А вы на себя поворотитесь, дорогой товарищ председатель и генеральный директор в одном лице! — сердито, мой вопрос явно задел его, проговорил товарищ Сталин. — Вы потеряли уже счет предательствам и изменам, понимаешь…
Был у вас один-единственный профессионал — Александр Сорокоумов, и тот предал… Остальные не годятся даже на роль помощников, а вы их милостиво именуете заместителями. И при том, понимаешь, что Станислав Гагарин не сатрап, не диктатор, не генсек и не вождь мирового пролетариата…
— Скромный сочинитель и издатель, — вклинил я собственную оценку.
— Ладно, ладно, — усмехнулся Иосиф Виссарионович, — тоже мне скромник. Небось, в младые годы любили повторять: скромность украшает большевика…
— Ну уж нет! — воспротивился Станислав Гагарин. — Всегда повторял, что сию максиму придумали, чтоб держать в узде незаурядных индивидов. Собственно, эта формула вполне нравственна, но вот как применяли ее — вопрос другой.
— Ладно, ладно вам, — поднял правую руку ладонью ко мне, как бы защищаясь. — Считайте сказанное мною безобидной дружеской подначкой. Сами же написали, будто товарищ Сталин любил розыгрыши, любил подшутить над товарищами.
Коль скоро вы заново создаете образ товарища Сталина, то считайтесь с особенностями написанного вами портрета.
Он замолчал, потом махнул рукой и грустно произнес:
— А новости хреновые, генацвале…
Товарищ Сталин сообщил мне, что Гражданская война в России полыхает уже повсюду.
В Ленинграде власть в городе взяли рабочие дружины Кировского завода и Электросилы, усиленные матросами военно-морской базы и курсантами училищ имени Фрунзе и Дзержинского.
Мэр Петербурга с небольшой свитой удрал на быстроходном катере в Хельсинки, но финны заявили, что если против бывшего правителя Ленинграда будет возбуждено уголовное дело, то они немедленно выдадут его питерским властям.
На территории Ленинградской области возникла Петроградская коммуна, в которую на правах национальной автономии постановили определиться Нарве с прилегающей территорией.
Газеты и информационные агентства всего мира наперебой завопили об аннексии Восточной Эстонии, на что председатель коммуны Александр Невзоров резонно ответил, что земля, на которой девять десятых населения составляют русские, не может находиться в чужом государстве, да еще в таком, где заправляет делами расистское правительство оборзевших от безнаказанности хуторян-чухонцев.
Главе белорусского государства Верховный Совет республики уже выразил абсолютное недоверие, на что высоколобый экс-профессор попросту, как говорят в народе, полoжил.
Образовавшийся в Минске Совет спасения республики и народа арестовал упрямившегося главу и выдворил через польскую границу. Рассказывают, будто бывший теперь белорусский правитель целовал руки польским пограничникам, валялся у них в ногах и повторял, как безумный: «Слава Богу, что не повесили… Слава Богу, что не повесили!»
При этом шустрый еще недавно деятель-демократ пытался неумело креститься.
Едва белоруссы выкинули беловежского козла за кордонные ворота, они тут же подняли перед Литвой вопрос о возвращении республике города Вильно, который до 1940 года принадлежал Белоруссии и был передан Сталиным Советской уже Литве в порядке подслащивания пилюли воссоединения в семье советских народов. Литовцы, естественно, встали на дыбы, хотя международное право было на стороне белоруссов, вмешались поляки и заявили, что раз пошла такая пьянка — режь последний огурец… Что ежели по-честному, то Вильно до 1939 года Речи Посполитой принадлежал, и если его у бульбоедов отбирать, то с немедленной передачей Польской республике, никак не иначе.
И в варшавском сейме такой начался ор, что его стало слышно и в Москве, и в Вашингтоне.
Депутаты-оппозиционеры в Российском парламенте тут же напомнили, что до 1917 года не только Вильно, но и Варшава со всякими там лодзями и краковыми входили в состав русской Империи, и тогда следует рассматривать спорный вопрос по историческому существу, на что поляки огрызнулись ссылкой на то, что ихняя шляхта в начале Семнадцатого века упорно и энергично гадила в храмах Великого и Святого Кремля, а также ретиво резала на форшмак разных там русских патриотов сусаниных.
Вашингтон, уже ранее объявивший о том, что Литва является зоной американских интересов, поступил по-деловому. Взял и ввел ракетные корабли в Балтийское море, блокировав Ленинград, Балтийск и Ригу с Ревелем и Клайпедой.
Командующий Балтийским флотом хотел выдворить чужеземцев, но получил грозный окрик из Москвы: «Не возникать!»
А НАТО объявил в войсках готовность номер один.
— Что же в Москве, Иосиф Виссарионович? Надо ведь остановить подобный беспредел! — воскликнул я, когда вождь, сделав паузу, замолчал и выразительно посмотрел на вернувшегося к нам Гитлера.
— Гражданская война в России уже по сути началась, ответил вместо Сталина фюрер. — События развиваются согласно прогнозу, который мы с Иосифом предсказали Совету Зодчих Мира. Не совпадают разве что детали…
— Мне от этого не легче, епона мать! Надо русским людям помогать, а не сочинять прогнозы… Пророки, туда их и сюда, а потом налево! Таких прогнозов я вагон и маленькую тележку вам накидаю! Действовать надо, товарищи вожди!
Честно говоря, не думал, что мне сойдет с рук подобная хохма, и боковым зрением я уже заметил, как засверкали глаза у товарища Сталина, но уж очень Станислав Гагарин разозлился. А ругался вовсе не в адрес фюреров — на ситуацию негодовал, ее и материл, в глубине души осознавая, что ситуацию не материть, а поправлять необходимо, но собственный пар выпускал, это точно…
Обстановку разрядил Гитлер.
Он мягко остановил Иосифа Виссарионовича, уже готового уничтожить меня резкой отповедью, а может быть, молнией из желто-зеленых тигриных глаз полоснуть, как проделывал он сие с монстрами в романе «Вторжение», и сказал, обращаясь ко мне:
— Мы всего лишь исполнители Зодчих Мира, партайгеноссе сочинитель. Конечно, обладаем сверхестественными способностями, это точно, но исход глобальных событий от нас не зависит. И если Зодчие Мира решили: быть Гражданской войне в России, война такая будет…
— Мне кажется, дружище Адольф и наш юный друг, — примирительным тоном заговорил товарищ Сталин, — что Зодчим Мира попросту надоели метания наших, понимаешь, соотечественников, которые в очередях талдычат «Нет»! а на референдуме голосуют «Да»!
С точки зрения богов Добра русским людям, а также и тем, кто с ними соседствует, надо определиться. Понимаю, звучит жестоко, но определенное кровопускание России не повредит. Под нашим контролем, конечно…
