«Подожди, — подумал Гуков, — как же его фамилия… Ах, да! Бледноруков. Странная фамилия. Лев Григорьевич Бледноруков. А это, конечно, его жена. По определению деда Пахома — королева».
Когда Лев Григорьевич с женой, рослой красивой женщиной лет тридцати или меньше, проходил мимо, начальник станции запнулся, сбился с шага, вопросительно глянул на Гукова: не нужен ли я? Андрей Иванович чуть заметно покачал головой. Дескать, пока нужды в вас нету. Жена Льва Григорьевича оценивающе осмотрела вежливо поклонившегося ей Андрея Ивановича. Когда же вместе с мужем миновала сторожку, оглянулась и измерила Гукова взглядом.
— Чистая тигра, — сказал ей вслед дед Пахом.
РАЗГОВОР С МЕРЛИНОМ
Рейсовый самолет из Франкфурта-на-Майне прибыл в Шереметьевский аэропорт с опозданием на полчаса. Над большей частью Польши и Белоруссии висел мощный грозовой фронт, и пилоты провели машину в обход, запасным маршрутом.
Среди пассажиров, прилетевших этим рейсом, была группа туристов из Швейцарии. Ожидавший их прибытия гид и переводчик «Интуриста», недавний выпускник Института иностранных языков, заметно нервничал, поглядывал на часы.
Туристов из Швейцарии ждал и еще один человек. Внешне он ничем не отличался от москвичей — мужчин «летнего образца». Легкие светлые брюки, туфли-плетенки, светлая безрукавка навыпуск с накладными карманами. Правда, на аэропортовской площади был припаркован бежевый автомобиль «вольво» с дипломатическим номером. «Вольво» принадлежал этому человеку, но при первом взгляде на его ординарную фигуру это никому бы не пришло в голову… Закамуфлированный под обычного москвича дипломат беззаботно разгуливал по залам международного аэропорта. Он постоял у киосков с сувенирами, купил газеты «Труд», «Сельскую жизнь» и «Морнинг стар», а когда объявили на четырех языках о задержке рейсового самолета из Франкфурта-на-Майне, то дипломат, как говорится, и ухом не повел.
Оставаясь в Шереметьеве еще какое-то время, этот человек дождался, когда группа туристов из Швейцарии прошла контрольно-пропускной пост и таможенный досмотр. Все оказалось в полном порядке, границу для туристов открыли, и они переступили символическую черту, за которой начиналась для них территория Советского Союза и где ждал их с нетерпением представитель «Интуриста». Как только это случилось, хозяин «вольво» с дипломатическим номером с удовлетворением отметил про себя, что все идет как по маслу. Поговорку эту он мысленно произнес на русском языке, которым владел довольно неплохо и зачастую уснащал речь поговорками, видя в этом особую лингвистическую элегантность. Теперь ему нечего было делать в Шереметьеве. Но дипломат позволил себе задержаться здесь еще четверть часа, которые ушли на то, чтобы выпить чашечку кофе.
Автобус с туристами уже ушел. Через некоторое время по Ленинградскому шоссе лихо промчался и приземистый «вольво».
…Огромный зал верхней одежды универмага «Москва», что на Ленинском проспекте столицы. По разные стороны длинного ряда мужских костюмов стояли двое мужчин. Одного из них, с длинным лицом, еще вчера можно было увидеть в Шереметьевском аэропорту, когда он садился в автомобиль «вольво», а потом мчался вслед за автобусом «Интуриста». Второго без труда можно было бы разыскать среди группы швейцарских туристов, прилетевших в Москву.
Оба они делали вид, будто рассматривают костюмы. Эти люди ни разу не взглянули друг на друга и переговаривались вполголоса. Продолжая необычную беседу, они переходили в отдел мужских плащей, пальто, трикотажа… Все их движения были естественны и непринужденны. И дипломата, и туриста невозможно было бы в чем-то заподозрить.
— Послушайте, Кэйт, вы уверены, что вам удается сбить с толку ваших опекунов, когда вы идете на встречи, подобные сегодняшней?
— Не надо паники, Мерлин, — проговорил человек с длинным лицом, которого назвали Кэйтом. — Во- первых, я, как говорят русские, не первый раз замужем. Это выражение трудно перевести на ваш язык, но ведь вы и русский знаете как бог. Разумеется, русский бог, православный. Во-вторых, никакой встречи у нас с вами нет. В-третьих, дело гораздо серьезнее, чем вы можете предполагать.
— Выкладывайте, — сказал Мерлин.
— Признаюсь, миссия ваша в Рубежанске не из легких, но риск того стоит. Ваше путешествие туда принесет огромную пользу фирме, да и вы не останетесь в накладе. Мне думается, вы сможете завязать с этой нашей, прямо скажем, малосимпатичной работой, где нас не берется страховать ни одно общество на свете, и заняться разведением роз или настурций на какой-нибудь миленькой ферме близ Лазурного берега. Но сначала — Рубежанск, надо навестить Кулика. Все остальное потом. Как говорят русские, кончил дело — гуляй смело.
— В ваших словах мало утешительного, Кэйт, хотя, признаться, уговариваете вы вполне профессионально.
— Еще бы! Ведь я готовился к роли католического священника и успешно изучал богословие.
— Что же изменило ваше решение, Кэйт?
— Целибат. Обязательное безбрачие католического духовенства, которое папа римский не рискнул отменить до сих пор.
— Насколько мне известно, вы так и не были женаты, да и сейчас проходите по разряду старых холостяков.
Кэйт улыбнулся. Он встретился взглядом с хорошенькой продавщицей и галантно наклонил голову. Девушка кивнула в ответ, улыбнулась Кэйту.
— Это так. Но я могу совершить эту глупость в любой момент. Дело не в том, Мерлин, чтобы осуществить. Дело в том, чтобы постоянно ощущать, что ты можешь это осуществить. Усекаете? Гм… То есть, я хотел сказать, понимаете разницу?
— Очень хорошо понимаю. Это созвучно моим представлениям о человеческих потребностях, Кэйт.
— И отлично. Однако перейдем к делу. Что мы имеем в Рубежанске? Как всегда, наш резидент Кулик провел отличную операцию. Но произошла накладка с его помощником, чего мы никак не ожидали, поскольку готовили этого человека долго и всерьез. Агент по кличке Друг оказался, увы, недругом. Конечно, Кулик предпринял превентивные меры, но материалов заполучить ему так и не удалось.
— Почему так получилось? — спросил Мерлин.
— Вербовка человека с никелевого комбината осуществлялась через Друга. Этот агент по кличке Святой был связан только с изменившим нашему делу человеком. Кулик знает Святого, но Святой не знает Кулика. Агент на комбинате работает исключительно за деньги, он прагматик чистой воды, никакие идеологические и иные эмоции его не волнуют. Случай в моей советской практике довольно редкий, но бывает здесь и такое. Они сами говорят: в семье не без урода. Судя по наблюдениям Кулика, чекисты не подозревают о роли Друга. Значит, материалы Святой еще не передал Другу. Иначе бы в Рубежанске начался вселенский шум. Устранение Друга прошло гладко. Его провел один из рядовых исполнителей Кулика. Делом занялась было милиция, но теперь она похерила его, списав как несчастный случай. Но со смертью, так сказать, неверного Друга исчезла надежная связь Кулика с нами.
— Откуда все это известно вам, Кэйт? — спросил Мерлин.
— Рубежанский резидент прислал шифровку, использовав одноразовый канал связи. Пока вы не попадете туда, Кулик ничего не сможет сообщить.
— «Попадете»… Легко сказать. А если я сам попадусь? Ведь шла речь о дипломатическом прикрытии, и я просил…
— Мало ли что вы просили, Мерлин! — перебил его Кэйт. — После совещаний в Хельсинки и Белграде наше правительство берет курс на потепление отношений с русскими. Фирма не разрешает действовать так, чтобы официальных представителей объявляли персоной нон грата. А главное — в Рубежанск с дипломатическим паспортом вообще не попасть. Только с «серпастым, молоткастым», как говорил их
