бы». Все присутствующие засмеялись и в числе их говорившая дама.
30 апреля 1860 года в Калугу прибыл и был на приеме у Шамиля имам Магомет–Амин, руководивший горцами Западного Кавказа. Припоминали прошедшую войну, общих знакомых. Когда речь зашла о Турции, Шамиль заговорил с сарказмом.
Были встречи и другого рода. Расскажем об одной из них. В Калуге к Шамилю явился аварец по имени Хасан–Хаджио. Встреча была горячей, шутка ли сказать, в России имам увидел земляка, да еще какого! Дагестанец оказался родом из Ашильты. Шамиль очень уважал жителей этого аула за их участие в ахульгинском сражении. Кроме того, надо помнить, что родом из Ашильты была и мать Шамиля — Баху– Меседу. Сердечные беседы с Хасаном–Хаджио длились по нескольку часов в день. Выяснилось, что родной брат Хасана–Хаджио — Магомет в свое время служил у Шамиля в звании юзбаши–сотника. Был он человеком храбрым и разумным. Месяца за два до пленения имама — в июне 1859 года, — стало известно, что Магомет слушает музыку, любит танцы и увеселения, но это было еще полбеды. Сотник, оказывается, стал тайным приверженцем русских. Вот за все это приказано было схватить ашильтинца, но Магомет успел бежать. Теперь в Калуге, припоминая все это, Шамиль и Хасан–Хаджио смеялись от души.
После нескольких посещений имама Хасан–Хаджио написал на родину следующее письмо: «Любезному брату Мухамету и всем прочим родственникам… При приезде Шамиля в град… Калугу, я отправился к нему для свидания, с ним и детьми и, узнав от него, что вы живы и здоровы, воздал всевышнему хвалу и благодарение. Что касается меня, то прошу вас… не беспокоиться.. Живу недалеко от имама и по временам навещаю его.
Писано в Калуге… 23 шаввала[87] — нуждающийся в помощи Божьей Хасан–Хаджио Бен–Нурич из Ашильты»[88].
Прошло немного времени после отправления письма, как нежданно–негаданно 25 октября 1860 года в Калугу прибыл из Дагестана тот самый Магомет, о котором мы рассказываем. Он был в том же звании, что при Шамиле, и являлся приставом трех селений: Ашильты, Бетля, Кахаб–росо, или, как тогда обозначали его на картах, — Карасу–Ахкента. Приехал он, чтобы побывать у брата Хасана–Хаджио, которого не видел 20 лет! Но еще более Магомету захотелось увидеть Шамиля: каков теперь имам Дагестана и как он отнесется к нему, перешедшему к русским.
Аудиенция состоялась. Свидание было натянутым, невзирая на присутствие Хасана–Хаджио. Разговор больше касался настоящего положения Дагестана. Магомет старался смягчить отношения. Подробно рассказывал о мирных занятиях горцев, о том, что они помнят Шамиля, при случае даже клянутся его именем. Рассказывал он и о преобразованиях, которые сделаны в крае царским правительством.
На другой день Магомет снова явился к Шамилю на Золотаревскую улицу. На этот раз прием носил более дружественный характер. Имам показал гостю свой дом, в библиотеке перебирал вместе с ним книги, читал их названия, затем коротко объяснял содержание. Затем показал свое хозяйство, маленький сад. Старился обратить внимание на карету — экипаж в Дагестане малоизвестный. Шамиль просил передать дагестанцам, чтобы они не верили слухам, будто его мучают и истязают в России. Прощались тепло.
Хасан–Хаджио в 12–летнем возрасте был пленен на Ахульго и привезен в Россию. Его отдали богатому человеку по фамилии Парамонов. Когда Хасану–Хаджио исполнилось 20 лет, его определили в армию, записав по фамилии хозяина. Освоившись немного, горец обратился к командиру роты со следующими словами: «Моя фамилия не Парамонов, а Малачиха–нов, имя Хасан–Хаджио». Офицер ничем не помог ему. Через некоторое время в часть прибыл генерал, выстроил полк.
— Имеются ли претензии? — спросил генерал. Дагестанец сделал шаг вперед.
— Я пленный с горы Ахульго, — сказал Хасан–Хаджио. — Моя фамилия Малачиханов, а меня без моего согласия зовут Парамоновым.
Генерал остался недоволен командиром полка и велел исправить ошибку. Но оказалось, что дело это не из легких. Пришлось много раз описывать, как получил горец русское имя, как очутился в плену, с кем попал, кто родственники, начиная от далеких предков и кончая нынешними.
В то время переводчиками у генерал–губернатора в Темир–Хан–Шуре служили Джахбар–Ага из Гимр и Агакиши из Унцукуля. На запрос из Петербурга они ответили, что лично, Хасана–Хаджио не знают, но перечисленные им люди действительно были на Ахульго. Хасану–Хаджио разрешили носить имя и фамилию, данные родителями, но товарищи по службе по–прежнему называли его Парамоновым.
Участвовать в боях против Шамиля и сородичей Малачиханов категорически отказался, но зато, когда началась Крымская война, с удовольствием уехал на фронт. В Севастополе ашильтинец находился все 11 месяцев обороны. О нем знали и лестно отзывались адмиралы Нахимов, Корнилов, Истомин. Дагестанец закончил войну, имея несколько высоких наград. Он был среди самых доблестных воинов Севастополя, которым оказали честь быть принятыми российским императором.
В год приезда Шамиля в Калугу Малачиханову–Парамонову было 32 года, он имел чин штабс– капитана, служил в Колыванском пехотном полку и был женат на русской женщине. Под его командованием в ту пору находилась рота солдат, расположенная в деревне, километрах в 30 от Калуги.
Перед тем, как являться к Шамилю, Малачиханов–Парамонов переодевался в гражданское платье. Он тщательно скрывал историю своей необыкновенной жизни, хотя, как нам кажется, имам мог бы правильно понять его.
После свидания с Шамилем Магомет и его брат Хасан–Хаджио уехали в деревню. Здесь между ними произошел примерно такой разговор:
— У тебя есть дети? — спросил Хасан–Хаджио.
— Один сын, — отвечал Магомет.
— Будут еще, а сына привези мне. Не просил бы, если бы мог иметь своих, — сказал ему офицер.
Магомет исполнил просьбу брата и привез ему семилетнего сына Нури–ча. Когда Нурич первый раз пришел в дом Шамиля, его перецеловали все женщины, а имам посадил мальчика на колени и долго ласкал. По щекам видавшего виды горца текли слезы. Кази–Магомед усердно учил Нурича Корану, а в деревне жена Хасана–Хаджио — русскому языку.
Шамиль очень полюбил мальчика. За одну неделю по его приказу дочери сшили Нуричу отличный костюм. Учили обычаям и порядкам, какие были на родине. Затаив дыхание, мальчик слушал рассказы о Кавказской войне. Прошли годы. В 1886 году, когда Нуричу исполнилось 16 лет, сын имама Мухаммед– Шеффи, служивший в царской армии, забрал юношу к себе. Через два года, когда Нурич мог получить первый офицерский чин, он отказался от этой возможности. Уехал в Дагестан.
Шамиль и мужчины его дома совершали загородные поездки и даже путешествия. Горожане не раз их видели за речкой Ячейкой, где проводились скачки. Обычно имам устраивался на вершине крутого спуска к речке. Кази–Магомед и Мухаммед–Шеффи иногда, с позволения отца, принимали участие в ристалищах, но не на приз, а для собственного удовольствия. Один из свидетелей этого зрелища писал: «Мне давно, еще мальчиком, дважды пришлось видеть, как джигитовали на своих скакунах сыновья Шамиля и черкесы его свиты, ной до сих пор не могу забыть той смелости и изумительной ловкости, какую они обнаруживали во время своих головокружительных упражнений»[89].
В мае 1860 года Шамиль с мужчинами ездил за 30 верст от Калуги на писчебумажную фабрику Говарда. Им показали все процессы изготовления бумаги, начиная от топки печей и кончая тем, как бесконечная широкая лента бумаги режется на листы и укладывается в стопки. После этого дагестанцев познакомили со способом изготовления некоторой продукции. Шамиль, не отрываясь, смотрел на все, что ему показывали, а объяснения слушал с величайшим вниманием.
На приеме, устроенном в честь дагестанцев, имам поблагодарил хозяев и, заканчивая свою речь, сказал, что в Петербурге он удивлялся всему, но большей частью безотчетно. Здесь же, как он говорил, ему «удалось постигнуть настоящее значение человеческого ума и пользу науки»[90].
На обратном пути только и было разговоров, что об увиденном. Ехали через сосновые леса, вдали возвышались небольшие горки, покрытые лесом. Шамиль сидел грустный. После долгого молчания он произнес: «Если бы я имел в Дагестане хотя бы сотую часть того, что я видел в России и в Петербурге, — я бы не был теперь в Калуге»[91],
В другой раз, 2 июня 1860 года, имам сам попросил, чтобы ему показали бумагопрядильную фабрику. Пристав тотчас исполнил желание своего подопечного. После осмотра производства Мухаммед– Шеффи рассказал историю, которая привлекла внимание А. И. Руновского. По словам сына Шамиля, у них в
