старому приему, которым пользовались еще до того, как изобрели навигационные приборы. Надо просто найти железнодорожную станцию и прочитать на ней название города. Однако на этот раз нам мешал грузовой поезд, он выпускал невероятное количество дыма, который под действием ветра превращался в облака, закрывавшие от нас вывеску. Гитлер пришел в кабину и вместе со мной пытался хоть что-то разглядеть. Внезапно он указал на некое строение на земле: «Вот! Я однажды выступал в этом зале. Это Висмар!» Я бросил быстрый взгляд на сетку железных дорог, обозначенных на моей карте, и убедился в том, что он прав. Судя по пеленгам, которые поступали в данный момент или же ранее, мы должны были находиться где угодно, но только не в Висмаре. Поскольку я больше не испытывал к ним доверия, я решил полагаться на наземные ориентиры. Мы летели на высоте от 30 до 50 метров над землей. Все заволокло туманом, и невысоких холмов не было видно. Следуя в направлении Любека и Травемюнде, мы в конечном итоге достигли речки Траве и, следуя по ее течению на высоте 20 метров, направились к бухте, на берегу которой располагался Травемюнде.
Сводки погоды из Киля поступали исключительно неблагоприятные. Облачный покров на высоте от 30 до 50 метров, шел сильный дождь и надвигалась буря. Лежащие впереди по курсу острова мы едва разглядели по причине ухудшившейся видимости, обзор составлял едва ли 200 метров. Я поднимался и опускался над Траве несколько раз, но не мог определить местоположение аэропорта в Травемюнде, хотя он был мне знаком. Поскольку запасы горючего быстро таяли, – едва ли оставалось 150 литров, которых хватило бы всего лишь на пятнадцать минут полета, – я сказал Гитлеру, чтобы он готовился к вынужденной посадке на открытой лужайке. Он согласился со мной. С выпущенным шасси и со включенным для экономии топлива на малую мощность мотором я сделал последнюю попытку направиться на север, следуя на высоте 20 метров над поверхностью моря. Снова я проскочил над бухтой и ее широкой водной гладью, но так и не нашел аэропорт.
Я попросил Гитлера вернуться на свое место и пристегнуться ремнем. При неблагоприятных условиях у нашей машины могло задрать хвост, поскольку на размякшей от дождя земле колеса тонут в грунте, и это может привести к такому внезапному торможению, что у самолета центр тяжести сместится вперед и машина зароется носом в землю. Я выбрал лужок как раз недалеко от воды, сделал вокруг него один круг и уже заходил на последний разворот, выключив двигатель, как вдруг заметил слева от себя черную тень. Я снова добавил газу и полетел в сторону этих неясных очертаний. Это был аэропорт Травемюнде! Гитлер исполнился признательности мне за успешную посадку и удивлялся, что все прошло гладко, несмотря на все наши злоключения. Он продолжил свое путешествие в Киль по земле, планируя вылететь на самолете из Киля в Гамбург на следующий день.
Естественно, первым делом в Гамбурге я направился на пеленгационную станцию, имея на руках точную запись переговоров, чтобы выяснить причину появления неверных пеленгов. Как оказалось, не только Гамбург и Киль, но также Копенгаген, Штеттин, Берлин, Лейпциг и Ганновер также посылали ложные пеленги. Их количество доходило до семи сообщений из десяти. Все дело заключалось в феномене так называемого мерцающего эха, что и приводило к такому большому разбросу пеленгов. Позднее процесс наведения на местности настолько усовершенствовали, что подобные вещи уже не повторялись.
Современные рождественские подарки
В 1933 году я предоставил свой самолет для проведения рождественских праздников, во время которых приблизительно 150 мальчиков и девочек, сирот или детей из бедных семей, должны были получить подарки в мюнхенском аэропорту. Они радостно и возбужденно ожидали прибытия «самолетов с небес». Это была современная волшебная сказка наяву, в ходе представления Карл Штайнаккер, выступавший под прозвищем Петер, вылезал из самолета, а два карлика следом за ним несли посылки, ящики и сумки с рождественскими подарками. Он выглядел весьма эффектно – вокруг головы у него был нимб, одет он был в кофту небесно-голубого цвета и желтые панталоны, а в руке держал ключи от неба. За короткое время Штайнаккер с его искрометным юмором завоевал сердца детей. Его усилия поддерживали баварское радио в лице комментатора Отто Вилли Гайля, государственный секретарь Герман Эссер и директор аэропорта Гайлер. В конечном итоге появлялся «младенец Иисус» в белом одеянии, украшенном звездами.
Путем жребия между детьми распределили двадцать четыре билета на ознакомительный полет на нашем самолете. Когда первая дюжина маленьких пассажиров взобралась в самолет, мы увидели много испуганных лиц и неуверенных взглядов, которые они бросали на тех, кто был снаружи. Но, поднявшись в воздух, дети радостно махали тем, кто остался на земле. Когда они выбрались из самолета, находясь под глубоким впечатлением от первого полета, следующая группа пассажиров уже чувствовала себя вполне уверенно. Тем временем администрация аэропорта в расположенном там же ресторане приготовила столы, уставленные чашками с какао и пирожными. Потом детям раздали доверху наполненные подарками пакеты, в которые также были вложены подарочные сертификаты на обувь и одежду. В блестящих глазах детей можно было прочитать искреннюю благодарность за праздничное мероприятие, организованное «Люфтханзой».
Как я встретился с Евой Браун
До меня доходили всякие слухи о Еве Браун. Во время пребывания в заключении меня часто спрашивали, был ли я с ней знаком. Наверняка сам факт существования этой женщины стал для многих сюрпризом. Для гораздо большего числа людей – разочарованием. Этот эпизод из всей рассказанной мной истории, вероятно, наиболее душевный. Вот что следует рассказать о Еве Браун. Она не играла никакой роли в политике, и у нее не было больших амбиций, не считая желания провести всю свою жизнь рядом с Гитлером. Все, кто знал ее, восхищались ее женственностью. Вокруг имени Евы Браун появилось множество всяких нелепостей – все они основаны на ложных слухах и легендах. Она не жаждала больших достижений, но была преисполнена достоинства. Она была женщиной, которая хотела сделать мужчину счастливым и находила в этом иногда болезненное наслаждение. Я ценил ее простую манеру поведения и ее эмоциональную натуру.
Я был заядлым фотографом. И во время полетов, сопровождавших избирательную кампанию, сделал множество фотографий, и позднее, после января 1933 года, когда я летал с Гитлером, у меня всегда с собой была «лейка».
Когда я показал некоторые из своих лучших фотографий Хоффманну, официальному фотографу партии, он попросил меня продать ему права на публикацию нескольких из них. Я не хотел их продавать, но сделал ему встречное предложение. Я попросил Хоффманна отпечатать и увеличить сделанные мной фотографии для меня. В течение долгого времени я делал это сам. Но теперь у меня не хватало на это времени. Хоффманн согласился. С этого времени все снятые мной кадры проходили через него. На своей студии он делал для меня все необходимое. Фотографии, которые казались достойными публикации, оценивались в определенную сумму. Я больше не хотел этим заниматься, и Хоффманн забирал эти фотографии себе.
Как-то раз в 1933 году, когда я вместе с женой зашел в студию Хоффманна, располагавшуюся на втором этаже дома на улице Амалие, чтобы забрать свои фотографии, молодая женщина, которую я ранее никогда не видел, вошла в салон из дверей, ведущих в лабораторию. Даже на расстоянии я смог разглядеть, что она была необыкновенно прекрасна. Поскольку нас разделяло расстояние, я, должно быть, застыл в изумлении, пока она сама не спросила: «Чем я могу вам помочь?» Тогда я представился сам и представил свою жену, а затем спросил о фотографиях. Она ответила: «О, вы тот самый знаменитый летный капитан Баур. Очень приятно с вами познакомиться. Я много слышала о вас». Моя добрая жена сначала взглянула на симпатичную женщину, а затем на меня, поскольку я в тот момент с большим усилием пытался оторвать свой взгляд от такой сражающей наповал красоты. Вероятно, молодая женщина почувствовала угрозу во взгляде моей жены, поскольку тут же добавила: «Одну секунду, герр Баур, я сейчас все проверю. Мне кажется, что ваши фотографии уже готовы». Она снова скрылась за дверью, а когда вернулась, протянула мне фотографии со словами: «Вот видите, герр Баур, все в порядке». Я скользнул взглядом по фотографиям, при этом явственно почувствовал, что жена пристально смотрит на меня. Поэтому я сказал, что все замечательно, поблагодарил ее, и мы с женой ушли. Когда мы покинули студию, жена спросила, давно ли я знаю эту молодую женщину. Я ответил, что я ее раньше никогда не видел. Затем она сказала, что должна признать: ей крайне редко приходилось встречать такую красивую молодую женщину, как эта.
Как раз накануне Рождества 1933 года моя жена встречала меня – она часто это делала – в мюнхенском
