— Просто извини. Я знаю, что невозможно дружить с тем, кто не платит той же монетой, — он не знал, что еще сказать. Хенрик рассматривал его какое-то время, Сёрен чувствовал его взгляд на своей щеке.
— Можно мы в другой раз об этом поговорим? — спросил наконец Хенрик. — Я очень измотан сегодня. Мягко говоря. Так что давай, пошли.
Хенрик открыл дверцу, вылез из машины и пошел к табличке с именами и звонками. Сёрен следил за ним через стекло и чувствовал, как в груди разрастается отвратительное беспокойство.
— Его фамилии здесь нет, — сказал Хенрик, когда Сёрен подошел к нему. — Никакого Эрика Тюбьерга. Ты уверен, что это номер двадцать шесть?
Сёрен стал рядом с Хенриком, и они одновременно заметили, что кто-то наклеил новую белую табличку с фамилией жильца на пятом этаже поверх прежней. На белой табличке было написано «К. Линдберг». Сёрен подцепил уголок, потянул табличку в сторону — и да, действительно, под ней оказалась фамилия «Тюбьерг».
Сёрен еще не успел понять, что он думает по этому поводу, но Хенрик уже утопил кнопку звонка. Они оба выпрямились и стали ждать, когда им откроют.
— Он наверняка на работе, — сказал Хенрик, взглянув на часы.
В ту же минуту к подъезду подошел мужчина с двумя пакетами, полными продуктов из супермаркета. Хенрик и Сёрен подумали об одном и том же, мужчина посмотрел на них вопросительным взглядом.
— Вы меня ждете? Вы из инкассо, что ли?
— Вы Линдберг?
— Да. Карстен Линдберг. А в чем дело?
— Мы из полиции, — сказал Хенрик, показывая удостоверение.
— Что-то случилось? — испуганно спросил мужчина, ставя пакеты на землю.
— Нет, — мягко ответил Сёрен. — Это не имеет никакого отношения к вам лично или членам вашей семьи.
Карстен Линдберг выдохнул с облегчением:
— Чем я тогда могу вам помочь?
— Вы живете в этом подъезде?
— Да, пятый этаж, квартира налево. Я снял ее на год, до следующего лета.
— У Эрика Тюбьерга?
— Да, — удивленно ответил мужчина.
— Вы знаете, где живет Эрик Тюбьерг, пока вы снимаете его квартиру?
— Да, знаю, — без промедления ответил он. — По крайней мере приблизительно. Где-то в окрестностях Лос-Анджелеса. Он палеонтолог или что-то вроде того, занимается птицами и сейчас преподает в Калифорнийском университете, в течение двух семестров.
Сёрен делал все, чтобы скрыть удивление:
— Как вы вышли на Тюбьерга?
— Он повесил объявление в Институте Эрстеда. Я биохимик. Искал квартиру и случайно наткнулся на его объявление на доске. А в чем дело?
— Мы ищем Эрика Тюбьерга, — отрывисто ответил Сёрен. — Вы сняли квартиру пустой?
— Нет, она частично обставлена. Он забрал все свои личные вещи, но большая часть мебели осталась в квартире. Меня это полностью устраивает, для меня эта квартира — только временное решение.
— У вас есть его адрес в Калифорнии?
— Нет. У меня есть адрес его электронной почты, но это почта Копенгагенского университета. Вообще говоря, он чуть с ума меня не свел несколько месяцев назад. Я потому и подумал, что вы из инкассо, — он криво улыбнулся. — Все началось с того, что меня завалили письмами о задолженностях, потом отключили и электричество, и телефон. Я две недели пытался как-то найти Эрика, но он не отзывался. Я ужасно на него злился. Спустя две недели он все-таки ответил и объяснил, что ездил на раскопки. Правда, очень глупо все получилось. Мы договаривались, что я перевожу деньги на его счет и он оплачивает коммунальные расходы. Я ни слова от него не слышал после того, как он уехал, но был уверен, что он разобрался с платежами, поэтому почти не думал об этом. Во всяком случае, я уж никак не представлял, что он просто перестанет платить по счетам. В итоге я убедил его временно перевести счета на мое имя, это было в тысячу раз проще для нас обоих. Он может дальше заниматься своими костями и раскопками, а у меня включится свет в холодильнике и заработает телефон. Он попросил сохранять все письма, которые ему приходят, и я так и делаю. Честно говоря, часть этих писем выглядит довольно тревожно, и я писал ему об этом, но он никак не отреагировал. Что я могу поделать? Я его квартиросъемщик, а не его мама, правда? Недавно вот пришло еще одно письмо из инкассо, — сказал он и тут же виновато взглянул на полицейских. — Мне не очень-то удобно об этом рассказывать, это все-таки личное дело, но что поделаешь. Вы хотите забрать письма?
— Да, спасибо, — поспешил ответить Сёрен.
То, что собирался сделать Карстен Линдберг, было с технической точки зрения незаконно, зато это избавит Сёрена от огромной бюрократической возни.
Сёрен пошел наверх за письмами. Он нес один из пакетов Карстена Линдберга.
— Какой вы приятный полицейский, — сказал Карстен, улыбаясь.
Квартира Тюбьерга оказалась маленькой и совершенно безликой. Две комнаты и душевая кабина на давно не ремонтировавшейся кухне. Окна не мешало бы вымыть. Сёрен забрал пятнадцать писем о задолженностях из инкассо, попрощался с Карстеном и спустился обратно на улицу. Хенрик ждал его в машине, листая садовый каталог.
— Подумываю вот инвестировать в газонокосилку, — сказал он. — Что скажешь? Без газонокосилки разве ты настоящий мужчина?
— Ну, не знаю, как ты, — ответил Сёрен, — но я как-то обхожусь.
— Потому твой сад и похож на помойку, — сказал Хенрик. Они немного помолчали, потом Хенрик добавил: — Ни черта он ни в каком не в Лос-Анджелесе.
— Да, — согласился Сёрен, — но ему зачем-то понадобилось убеждать в этом своего квартиросъемщика. Зачем?
Они катились вниз по Фальконер Алле, по направлению к Вестербро. Сёрен несколько раз пытался заговорить, но Хенрик сидел запрокинув голову на спинку пассажирского кресла и, казалось, дремал. Сёрен барабанил пальцами по рулю и ловко маневрировал в потоке машин. На короткое мгновение он почувствовал себя полностью изолированным. Они припарковались на Конгсхёйгаде, и Хенрик пропустил Сёрена вперед при входе в подъезд Йоханнеса Тройборга. Ступеньки были так глубоко продавлены посередине, как будто лестницу не ремонтировали уже лет тридцать. На каждой лестничной площадке валялись смятые пакеты из-под сока, конфетные фантики, несдаваемые бутылки, а в одном месте — резиновый жгут, когда-то плотно опоясывавший руку. На втором этаже еще горел свет, но выше все лампочки перегорели, и Сёрен с Хенриком едва видели, куда ступают. Кроме того, в подъезде воняло мочой.
— Тьфу ты господи, — тихо сказал Хенрик.
— Да, красота.
Наконец они остановились перед дверью в квартиру Йоханнеса, и у Сёрена вдруг что-то перевернулось в животе. Хенрик протянул руку, чтобы позвонить в звонок, но Сёрен ее перехватил.
— Смотри, — сказал он, указывая на дверь, которая была закрыта, но не заперта. Оставалась очень тонкая щель, едва различимая в темном подъезде. Именно она и привлекла внимание Сёрена.
— У меня плохие предчувствия, — сказал он, вынимая из нагрудного кармана карандаш и толкая им дверь. Она открылась внутрь квартиры. Было по-прежнему очень тихо.
— Заходим, — уверенно сказал Сёрен.
В квартире было еще темнее, чем в подъезде, хотя казалось, что это невозможно. Сёрен и Хенрик очутились в крошечном коридоре, который заканчивался кухней с левой стороны и гостиной с правой. Они могли разглядеть окно, опущенные шторы, чугунную скамью, накрытую покрывалом, и подушки на ней, и
