Солдаты уважали и боялись его, лишь немногие сомневались в том, что Билли лично застрелит первого, кто сегодня посмеет побежать с поля боя.
Двенадцать пехотных батальонов выстроились ровными алыми квадратами. Пять артиллерийских батарей расположились по центру и с флангов, прикрытые восемью отрядами ополченцев Аргайла в пестрых килтах. Всего на сером, обдуваемом ветрами торфянике близ Куллодена собралось девять тысяч солдат правительственной армии. С армейской точностью они построились ровными рядами, поделенные на взводы и роты, каждый отряд под своим флагом, развевающимся на ветру. Солдаты были облачены в кители и бриджи из плотного алого сукна, с отделкой цветов своего подразделения, в серых или белых гетрах до середины бедра. Каждый был вооружен мушкетом, прозванным «смуглой Бесс», со стальным шестнадцатидюймовым штыком. Пока не прозвучал приказ стрелять, оружие держали вплотную к телу, чтобы уберечь от дождя и града. Головы в черных бобровых треуголках были высоко подняты: высокие кожаные воротники позволяли солдатам смотреть только прямо перед собой, но не по сторонам.
Впереди, на расстоянии полумили, на другом конце ровного торфяника, они увидели колышущееся, живое море шотландки и стали. Несмотря на то что солдаты хорошо отдохнули, были сыты и отлично обучены отражать атаки горцев, они испытали прилив ужаса. Очень многие из них мгновенно ощутили неуверенность в себе и начали коситься на товарищей, надеясь, что не только их одних бросило в дрожь и холодный пот. Собственный страх рассердил их, привел в ярость, потому, что сделал беспомощными еще до начала схватки. Те, кто сражался при Престонпансе и Фолкерке, слишком хорошо знали, что горцы – это не обычные солдаты, которые падают, сраженные пулями, и либо затихают, либо уползают зализывать раны. Шотландцы упрямо бросались в бой, шагали по трупам, рвались навстречу врагам в красных мундирах и очертя голову вступали в кровопролитную резню.
Барабанщики стояли позади батальонов, отбивая негромкую дробь, от которой по спинам ждущих солдат пробегали мурашки. Перед каждым отрядом барабанщиков застыл знаменосец, отбивающий такт жезлом с квадратным шелковым полотнищем. На знамени отряда Ховарда был вышит дракон, Баррела – лев, Вулфа – белый конь, Блейкни – замок, шотландцев – чертополох. Последних подбадривали не барабанщики, а волынщики, которые, обливаясь потом и краснея от натуги, издавали оглушительный вой, а он сливался с воплями волынок с другой стороны поля.
Майор Гамильтон Гарнер, великолепный в своем алом мундире с золотым галуном, гарцевал перед своим отрядом драгунов, окидывая каждого из них взглядом, недвусмысленно напоминающим о том, что всякий, струсивший в этом бою, будет сурово наказан. Ноздри майора раздувались, ловя едкий дым медленно тлеющих фитилей соседней артиллерийской батареи, зеленые глаза устремляли взгляд сквозь завесу дождя и тумана. Ветер дул прямо в лицо горцам, осложняя их и без того плачевное положение. Эти бестии наверняка измучены, торжествующе думал Гарнер: вчера весь день они провели в бесплодном ожидании, ночью предприняли неудачный марш – только для того, чтобы поспешно вернуться в лагерь.
Он расплылся в ухмылке.
– Надеюсь, ты здесь, Камерон. Надеюсь, что тебе хватит ума и везения не попасть под обстрел – чтобы я смог убить тебя своими руками.
Александер Камерон отвернулся, прячась от ледяного порыва ветра, и мысленно чертыхнулся, увидев, что ближайшие десять шотландцев последовали его примеру. Он всеми силами старался скрыть дурные предчувствия. Алекс успел поспать всего час, когда его разбудили известием, что Камберленд уже вышел на равнину Драммосси. Он изнемогал от усталости и голода и впервые за много месяцев сожалел о том, что у него нет теплых шерстяных бриджей. Ледяной ветер слишком настойчиво напоминал, что за последние пятнадцать лет он успел привыкнуть к более практичной и удобной боевой одежде.
Спрятаться от разбушевавшихся стихий на равнине было негде. Летом она зарастала травой, а осенью и зимой представляла собой обширную унылую пустошь с одним-двумя скрюченными под ветром голыми деревьями. Вдалеке, у северной оконечности равнины, виднелось поместье Дункана Форбса – Куллоден, с парками и полями, растянувшимися от самого залива до равнины. На территории поместья располагались три фермы, самой крупной из которых была Кулвиниак, где предприимчивые хозяева воздвигли для защиты от ветра каменную стену длиной в тысячу шагов. Алекс нахмурился, узнав, что эту стену принц избрал укрытием для правого фланга: именно ее канониры Камберленда должны были обстреливать в первую очередь. Хуже того, англичане могли незаметно обойти вокруг стены и напасть на мятежников с тыла.
Лорд Джордж Меррей уступил настояниям Чарльза Стюарта, желающего лично командовать армией, и возглавил правое крыло, которое составляли кланы Атоллов, Камеронов, Стюартов и Фрейзеров лорда Ловата – всего тысяча триста человек. Отрядами, занимающими центральное положение, командовал лорд Джон Драммонд, горделиво разъезжающий вдоль шеренги солдат эдинбургского полка, а также горцев – Чизхолмов, Фаркарсонов, Хаттанов леди Макинтош. Полковник Энн выехала на поле боя в амазонке из клетчатой шотландки, в мужской синей шерстяной шляпе на голове. Она привычно правила своим рослым мышастым жеребцом и со слезами гордости на глазах переглядывалась с рослым и отважным полковником Магилливри.
Левое крыло составили недовольные Макдональды – Гленгарри, Кеппох и Кланраналд. После неудачного ночного похода они отправились в Инвернесс и по зову принца явились на поле слишком поздно, чтобы занять привычное и почетное место на правом фланге. Ими командовал герцог Пертский. Рельеф местности на левом фланге был таков, что горцам предстояло преодолеть почти триста лишних ярдов, чтобы сойтись с солдатами Камберленда.
У каждого клана был свой волынщик, свои флаги, щиты и девизы. Равнина ожила, покрылась пестрыми пятнами, которые радовали глаз, хотя серое небо и нависало над самой землей плотным одеялом. Шотландцы нервничали и рвались в бой. Они осыпали проклятиями и оскорблениями противников в алых мундирах, но те не поддавались на провокации и хранили зловещее молчание, которое нарушала лишь негромкая барабанная дробь.
На вершинах ближайших к равнине холмов и вдоль дороги, ведущей в Инвернесс, толпились горожане и местные фермеры. Мальчишки удрали из школы, чтобы увидеть, как их отцы и старшие братья вступят в схватку с англичанами. Женщины держались особняком и щебетали, как стайка потревоженных сорок; даже нищие добрели до равнины, надеясь поживиться после боя, кто бы ни победил в нем.
Принца встречали громкими приветственными криками, но мало кто замечал, что, несмотря на всю браваду, Чарльз смертельно бледен. Пальцы не слушались его, в желудке застыл ком. Еще недавно ему казалось, что вести армию в бой – это так романтично, смело и прекрасно, что только таким способом можно завоевать доверие и уважение. Но теперь принц уже жалел, что рядом с ним нет вечно настороженного лорда Джорджа, способного одним взглядом повергнуть противника в дрожь, а одним взмахом меча – придать смелости подчиненным.
Выхватив легкую саблю, Чарльз бешено завертел ее над головой, злобно глядя на неприступную стену красных мундиров на другом краю равнины. Ему ответил нестройный, но одобрительный хор голосов горцев, и на миг Чарльз забыл о предчувствиях и опасениях.
Но один человек в армии мятежников, на миг задремав, неожиданно проснувшись от криков и увидев,
