— Что я должна делать? — тихо спросила она Тайрона.
— Скажите Финну и Антуану, чтобы к полуночи они были готовы. Если вы опоздаете… — Он умолк, ожидая ее реакции, но, увидев внезапную вспышку паники в ее глазах, засмеялся. — Мы будем ждать. — Он поцеловал ее легонько в кончик носа. — Я прибыл сюда с определенной целью и не уеду без вас, мамзель, и, черт побери, я не уйду отсюда без вас, даже если мне придется скрестить шпагу с каждым, кто находится под крышей этого дома.
— Мой Бог, даже в шутку не говорите о таких вещах…
— Лучше, конечно, если бы это была шутка, — сказал он, усмехнувшись, — я не брал шпагу в руки уже несколько месяцев.
Тайрон видел, что на глазах ее снова закипают слезы, и отступил назад; он поправил жилет, расправил складки на жакете, потом прошелся по сгибам шейного платка, поплотнее натянул парик, чтобы он не свалился с головы. К тому времени, когда он все это проделал, Рене уже более-менее успокоилась, хотя на ее щеках осталась дорожка от слез, которую, подумал он, только слепой шотландец из Глазго мог не заметить.
Тайрон хотел, чтобы она первой вышла из салона и через некоторое время присоединилась бы к другим гостям. Сцепив руки за спиной, он прогуливающейся походкой вышел в холл, и вид у него был такой, словно он все эти десять минут безумно скучал, изучая безвкусную картину с изображением девушки, играющей на лютне.
Глава 23
Когда на часах было уже десять минут первого, Рене извинилась, сказав, что вернется, как только уложит Антуана в постель. До самой полуночи она не могла вырваться. Пока они торопливо шли через холл, ее сердце бешено колотилось, а ноги казались просто пудовыми. Финн помогал слугам подавать поздний ужин и ухаживать за гостями. Он видел, как она уходит, и едва заметно поклонился, чтобы дать ей понять, что он тоже не заставит себя ждать.
Антуан шел рядом, и было заметно, что мальчик нервничает. Сначала Рене не хотела тревожить брата раньше времени, поскольку любой намек на волнение, возникшее на его обычно спокойном лице, мог привлечь подозрительные взгляды посторонних людей. Но Рене поняла, увидев, как пристально брат следит за каждым движением Тайрона, что придется все рассказать ради того, чтобы отвести подозрения от Харта. Оказалось, что она приняла правильное решение. Он почти не замечал дорожного инспектора во время обеда, и никто, даже если бы кто-нибудь и следил за мальчиком, не подумал бы, что ребенка что-то волнует. Он совершенно откровенно скучал, утомленный вежливыми беседами, которые вели окружающие.
Тайрон сидел рядом с мисс Рут и Феби Энтвистл, веселя молодых особ — оттуда все время раздавались взрывы смеха. Хохотали и сидящие поблизости гости, в том числе и юный капрал Мальборо. На этот раз офицер наконец-то забыл о профиле Рене, а к концу ужина, похоже, вообще перестал ее замечать. Рене еле сдерживалась, чтобы не смотреть в сторону Харта, Но все же тайком, когда она пыталась дотянуться до своего бокала или взять кусочек с тарелки, ее глаза устремлялись туда, где сидел Тайрон Харт. А он, казалось, был вполне доволен ролью шутника и весельчака и внимательно слушал мисс Рут Энтвистл. Но когда он заметил ее шпионские уловки, Рене увидела, как дернулся уголок его губ. словно он пытался упрекнуть ее за несправедливые обвинения. Серые глаза напомнили ей, что мисс Энтвистл не так проста, как кажется, и обладает разнообразными свойствами. Потом Тайрон многозначительно посмотрел на рубины, особое его внимание привлекал камень в форме капли, висевшей в ложбинке на груди, потом его взгляд лениво вернулся к ее лицу, и она раскрыла веер, чтобы хоть немного остудить щеки.
Эдгар Винсент сидел напротив Рене, осушая бокал за бокалом. Напитки исчезали в необъятной утробе. Он смотрел на нее с негодованием, а когда ей понадобился веер, он пристально посмотрел в сторону Тайрона, потом снова перевел взгляд на Рене, подтверждая, что он заметил их немой разговор.
Когда с последним блюдом было покончено, леди Пенелопа Пакстон увела дам освежиться, а мужчины остались наслаждаться портером и коньяком. Потом все перешли в музыкальный салон; одни играли, другие пели. В гостиной были расставлены столы для виста, а в комнате для игр гостей ждали шашки и бильярд. Рене все было безразлично. Она ловила на себе завистливые взгляды дам, которых очень заинтересовали выставленные напоказ рубины. Их мнение относительно француженки без пенни в кармане, решившейся вступить в столь неравный брак, выйти замуж за человека более низкого происхождения, было единодушным.
Что бы они подумали, потешалась Рене, если бы узнали, в чью кровать, в чьи объятия она была бы счастлива броситься? В объятия вора. Бандита, по которому плачет виселица. Дорожного ястреба, грабившего тех самых людей, которые сидели здесь, восхищаясь его шутками и веселясь в его компании.
Часы пробили десять, потом одиннадцать, и Рене обнаружила, что продырявила носовой платок Тайрона, который сжимала в руке с тех пор, как он дал его. Самым ужасным был момент, когда дядя призвал всех умолкнуть и сосредоточиться и предложил тост за невесту и жениха; Рене пришлось позволить Винсенту поцеловать ее в щеку, и она долго потом отирала его слюни.
Ужин закончился, гости стали разъезжаться. Те, чей дом был слишком далеко, подготовились заранее, чтобы провести ночь в Гарвуд-Хаусе, и поэтому совсем не спешили почивать. Они возвратились к беседам и играм. Когда часы пробили двенадцать, Рене извинилась, ссылаясь на заботы о брате.
— Побыстрее, — торопила она Антуана уже возле двери спальни. — Финн должен появиться с минуты на минуту, он поможет тебе одеться потеплее.
Рене поцеловала Антуана в лоб и взъерошила ему волосы, отчего он широко улыбнулся и беззвучно спросил:
Тебе нравится Капитан?
— Да. Да, мне он очень нравится.
Я думаю, он тоже считает тебя приятной. Он сказал, что ты засела ему под кожу.
— Под кожу?
Здесь. Он энергично поскреб шею. Он говорит, что всегда знает, когда ты рядом.
— Довольно опрометчиво с его стороны так говорить. — Рене подтолкнула мальчика. — Поторопись же. Будь здесь до тех пор, пока я не приду за тобой, и никому не открывай, только мне или Финну. Ты понял, малыш?
Рене торопливо прошла через холл и кинулась прямо в гардеробную. Она вынула из шкафа саквояж, сняла одежду с полок, бросая то, что попадалось под руку, сгребла гребенки и щетки, коробку из сандалового дерева, где лежали пудра и духи, потом потащила саквояж к двери. Вернувшись в комнату, она вынула из перины свой клад. Дыра была зашита всего несколькими стежками, и нитки лопнули от первого же рывка. Рене вытащила маленький холщовый мешочек, где среди сокровищ лежала и жемчужная брошь из гарнитура «Кровь Дракона».
Потом она сняла ожерелье. Все драгоценности, составляющие уникальный гарнитур, оказались в одной бархатной коробочке. Коробку она тоже положила в саквояж, и, окинув быстрым взглядом в последний раз комнату, Рене набросила плащ и направилась к двери; она почти дошла, когда раздался осторожный стук.
— Финн! Слава Богу.
Она толкнула дверь — и едва не задохнулась…
Перед ней стоял Эдгар Винсент. В одной руке он держал бутылку вина, в другой — два бокала. Не более двух секунд они смотрели друг на друга в совершеннейшем изумлении, улыбка замерла на толстых мокрых губах Винсента. Но потом он заметил саквояж и плащ, и его глаза в отличие от расширившихся от ужаса глаз Рене сузились до едва заметных щелок и холодно заблестели.
— Куда-то собрались, дорогая?
Потрясенная Рене отступила на шаг. Она лихорадочно пыталась придумать причину, куда она собралась среди ночи, но ни один из вариантов обмана не казался ей достоверным и убедительным настолько, чтобы Эдгар Винсент поверил.
— А я надеялся, что мы закончим беседу, начатую сегодня вечером. — Он поднял бутылку и бокалы
