— Да, верно. Я думаю, вы бы ей понравились, и она была бы рада за меня даже при том, что у нас с вами не было случая потанцевать.
Тайрон посмотрел на Рене и снова нахмурился.
— Я пропустил что-то? Не уловил? Мы собирались потанцевать?
Смех Рене был тихий и немного грустный.
— Нет, месье. Дело обернулось так, что в этом не было необходимости.
Все еще хмурясь, он отвернулся к зеркалу. Он не любил загадочные улыбки, особенно когда они вот так на него действовали. Но он впервые услышал ее смех — их краткое знакомство до сих пор не располагало к шуткам и смеху. Оказывается, она умеет смеяться, и ее застенчивый, хрипловатый смех заинтриговал его. И он подумал, что пора переменить тему разговора:
— Финн давно с вами?
— Он покинул Англию вместе с моей матерью тридцать лет назад. Он очень ее любил.
— Любил… Неужели?
— Я думаю, он любил ее всю жизнь, но никогда не посмел бы сказать ей об этом или даже признаться самому себе. Когда он увидел ее мертвой у тюремных ворот, — ее голос стал тише, а ресницы дрогнули при воспоминании об ужасной трагедии, — я думала, он тоже умрет от разрыва сердца. Вы знаете, у него были каштановые волосы, а после этого они совершенно побелели.
Тайрон провел бритвой по щеке, снимая первую полосу пены.
— Я слышал о подобных случаях, но никогда не видел сам.
— Он ничем не мог помочь моей матери, и единственное, что было в его силах сделать для нее, — это спасти Антуана и меня. Он пообещал ей, она заставила его поклясться, и он делал это каждое утро, потому что она не знала, сколько еще времени мы все будем в безопасности от трибунала Робеспьера. Финн обещал охранять нас и защищать.
На ее лице появилось торжественное выражение, когда она снова посмотрела на Тайрона.
— Я не думаю, что мы можем ждать — день или два. Если Финн верит, что мы с Антуаном в безопасности, и если он полагает, что, жертвуя собой, он защитит нас, тогда он сделает это.
Половина подбородка Тайрона была выбрита, и он криво усмехнулся, оттягивая кожу на шее.
— Почему вы думаете, что он надеется, будто вы в безопасности? Ведь вы оказались у меня в руках? Я думаю, с его точки зрения, я не из тех, кто может позаботиться о вас.
— По правде говоря, он велел мне доверять вам. Финн сказал, что вы хороший человек и я должна делать все, что вы скажете.
Бритва скользнула по коже, Тайрон выругался, а на шее выступила бусинка крови.
— Не похоже ли это на прощание, как вы думаете? — не унималась Рене. — Вы не думаете, что он может сделать какую-нибудь глупость, бросить вызов?
Второй порез оказался глубже, а проклятие, за ним последовавшее, громче, но когда Тайрон взглянул на Рене, он увидел, как она вспыхнула.
— О, вы порезались, месье.
— Я знаю, что я сделал. Может, вы пойдете, — он заставил себя улыбнуться, — пойдете и наденете что-нибудь? Мэгги оставила ваши вещи на стуле, пока вы спали. Ваше присутствие действует на меня и отвлекает настолько сильно, что я исполосую себе все лицо.
Рене стояла, пытаясь поплотнее завернуться в простыню.
— Простите, если мой вид беспокоит вас, — чопорно проговорила она, — но и я смотрю не на пустую стенку.
Она вышла, а Тайрон вдруг понял, что он все еще обнажен, если не считать полосок перевязки.
Он закончил бритье без дальнейшего кровопускания, и когда вышел из гардеробной в бриджах и в белой рубашке, Рене стояла у окна. Ее волосы ловили утренний свет и серебрились, и Тайрон решил, что она так же красива при солнечном свете, как и при лунном. Даже порез на щеке, даже рассеченная губа и синяки, испортившие молочную белизну кожи, не могли приглушить сияние, исходившее из глубины души. Ее нельзя было назвать хрупкой и слабой. Она пережила ужасы террора во Франции, выдержала козни Роса, сумела противостоять нападению Винсента, даже подставила свою шею бандиту с большой дороги с предложением задушить ее, если он подумает, что она лжет. Теперь она отвергла готовность Финна пожертвовать собой ради ее безопасности, а ведь ни один из тысячи аристократов, представителей так называемой благородной крови, даже не подумает о простом слуге.
Она все больше и больше интересовала Тайрона, и за ее улыбку, такую, что дарит она Антуану, он готов был отдать половину сокровищ. Он не рискнул заговорить, пока девушка не почувствовала его взгляд и не повернулась к нему.
На ее лице он увидел такое отчаяние, что, обеспокоенный, он подошел, взял ее за руку и обнял.
— Я могу совершать ошибки, Рене, но среди моих ошибок нет ложных обещаний, которые бы я давал испуганным молодым женщинам. Я сказал: мы вернем Финна, мы привезем его сюда обязательно.
— Я думала сейчас не о Финне, — виновато сказала она, и на ее губах задрожала улыбка. — Я… только поразилась самой себе. Оказывается, я бы хотела, чтобы семеро хныкающих детей бегали у моих ног…
Он стиснул ее в объятиях и зарылся лицом в ее волосы, но не успел он сказать и слова, как в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Тайрон, выпрямившись.
Это был Антуан, он вбежал и сразу бросился к Рене, совершенно забыв, что уже снова может говорить. Месье Дадли велел мне подняться сюда, но очень тихо. Большая толстая леди в кухне и двадцать человек возле черного хода!
— Это, должно быть, Мэри, наш повар, — объяснил Тайрон со смехом. — Каждый пострел в Ковентри знает, когда она печет хлеб, вот они и тянутся сюда, как гуси, друг за другом, и ждут, чтобы набить карманы. — В ответ на немой вопрос Рене он слегка пожал плечами, — Я сам хорошо помню, что значит голодное утро.
Но не это поразило ее.
— Вы умеете читать по его губам! А в башне вы делали вид, что не умеете.
— Я? Возможно, потому что он говорил по-французски, а я этот язык плохо знаю. А чтобы объясниться с человеком, не произнося ни звука, есть много вариантов. — Он посмотрел на мальчика. — Но Дадли совершенно прав. Было бы лучше, если бы вы остались здесь и вели себя тихо. Мэри, конечно, видит только то, что хочет видеть, но у мальчишек, как известно, глаза очень любопытные, а языки болтливые. Я попрошу Мэгги принести поднос.
Он вернулся в гардеробную и появился спустя несколько минут. Его волосы были собраны на затылке и густо присыпаны пудрой. Казалось, пустяк, но это прибавляло ему на вид лет десять и придавало внешности угрюмость. Он надел шоколадного цвета жакет и полосатый шелковый жилет, на ходу повязывая шейный платок.
— Тайрон?
Он остановился и оглянулся.
— Вы не станете предпринимать… не пойдете куда-нибудь… не предупредив меня?
— Я только спущусь вниз. Когда мы с Дадли решим, как поступить, что предпринять, я приду и скажу вам. И отойдите от окна, мамзель. Вы словно ангел с ореолом вокруг головы, и не стоит искушать бедных грешников, которые пройдут мимо.
Дадли ожидал Тайрона в библиотеке. Его ботинки были облеплены свежей грязью, нос был красный, и с него капало.
— У тебя чертовски веселенький вид, — заметил Тайрон.
— Еще бы! В то время как некоторые валялись в теплой постели, я болтался по этому благословенному городу. И ничуть не удивился, когда обнаружил, что подхватил эту заразу вчера ночью. — Он поднес к носу огромный квадрат полотна и удовольствием высморкался, а потом, аккуратно сложив его, сунул в карман.
— Что-нибудь разузнал о Финне?
— Он в подвале, двойной караул снаружи и двойная охрана внутри.
— Есть какой-нибудь способ связаться с ним?
— Только через соседнюю камеру.
