что думаешь ты?
– Я думаю, – Кортни скупо улыбнулась, – что вы пара грязных подлых янки, и я застрелил бы вас обоих, будь у меня такая возможность.
Рутгер громко вздохнул, а Баллантайн молча смотрел на Кортни.
– Ты когда-нибудь пробовал вкус плетки, мальчик? – наконец спросил лейтенант.
В ответ Кортни только вызывающе вскинула подбородок.
– Я хочу предупредить, чтобы ты не испытывал мое терпение слишком долго, иначе испытаешь плетку на себе, – пригрозил он. – А теперь поблагодари доброго доктора за его заботу.
– Идите к чертям, янки!
Лейтенант неожиданно потянулся вперед и взялся за цепь, соединяющую запястья Кортни. Он крутил ее, чтобы укоротить слабину, и железные браслеты глубоко врезались в руки Кортни. Она потеряла равновесие и спаслась от падения только благодаря тому, что уперлась ладонями в грудь Баллантайна.
– Я сказал, поблагодари доктора! – прошипел Баллантайн, давая понять, что под холодной внешностью скрывается горячий нрав, и его глаза потемнели и наполнились яростью.
– Благодарю вас, доктор, – надменно бросила Кортни.
– Есть еще гуманные предложения, Мэтью? – подтолкнув ее к двери, усмехнулся Баллантайн.
Доктор отвернулся от лейтенанта, когда тот снова толкнул Кортни, на этот раз так сильно, что она ударилась раненым плечом о переборку в коридоре. Она подавила крик боли и, спотыкаясь, пошла впереди нетерпеливого американца по тускло освещенному проходу. Когда они добрались до самой дальней и темной части трюма, он грубо приказал ей остановиться.
Три бездельничающих охранника, мгновенно почувствовав дурное настроение лейтенанта, вскочили на ноги.
– Посадите этого мальчишку в клетку. Ему нужно несколько дней побыть в одиночестве, чтобы научиться себя вести.
– Да, сэр. – Один из караульных отдал честь и шагнул вперед. – А его браслеты?
– Оставьте их, – распорядился Баллантайн, глянув на вонзавшиеся в тело Кортни наручники. – Ему будет обо что поточить зубы.
С этими словами офицер развернулся и широкими шагами двинулся обратно по проходу. Кортни почувствовала, что ее потянули за рубашку, и услышала, как стражник буркнул, чтобы она следовала за ним. Слезы, настойчивые и непрошеные, обожгли ей глаза, и она про себя произнесла все, какие могла вспомнить, проклятия и заклинания. Пройдя через перекрытый вход в трюм и узнав выглядывающее из темноты хмурое лицо Сигрема, Кортни почувствовала некоторое облегчение. Когда же гигант понял, что ее не поместят в отсек к остальным заключенным, он изверг поток ругательств, и из темноты к его голосу мгновенно присоединился громкий хор проклятий.
Охранник выругался по шотландски и ударил палкой по железным прутьям, но шум только усилился, и несколько рук протянулось сквозь решетку, пытаясь схватить палку.
– Руки! – злобно бросил охранник и оттолкнул Кортни от загородки.
В дальнем углу трюма стояла низкая железная клетка. Три ее стороны были сделаны из ржавой решетки, а четвертая – из заплесневелых, покрытых слизью досок. Кортни почувствовала вонь и ощутила под подошвами ног дюймовый слой скопившихся отходов, а из-за стоящих неподалеку ящиков юркнуло что- то темное, покрытое шерстью. Никакого освещения здесь не было, лишь падал желтоватый свет от фонаря на караульном посту; сквозь обшивку судна доносились скрип, стук капель и чьи-то стоны. И в первый раз с начала атаки на Змеиный остров Кортни охватил страх.
– Нельзя поместить меня вместе с остальными? – прошептала она, повернувшись к крепкому охраннику.
– Ты же слышал приказ лейтенанта. А я не тот человек, чтобы идти против него. – Шотландец помедлил, глядя в блестящие глаза мальчика. – Ладно... я принесу ящик, чтобы ты мог сидеть. Держи ноги повыше и время от времени стучи цепями, чтобы отогнать крыс.
Дрожа, Кортни смотрела, как он вставил в замок большой железный ключ, повернул его и широко распахнул дверь клетки. Она еще раз взглянула на него и, почерпнув силы из сострадания, которое увидела в его глазах, медленно вошла в клетку.
Глава 2
Миранда Гоулд зевнула, потянулась, подставив золотистое тело потоку солнечного света, падавшего через открытую дверь каюты, и по привычке провела рукой по бедру, чтобы ощупать единственный синяк, полученный ею в битве за Змеиный остров. Он красовался на нижней части бедра, и она никак не могла припомнить, когда его получила – может быть, в хижине с Друджем? Во всяком случае, он значительно уменьшился за последние шесть дней и из огромного темно-лилового пятна превратился в светло- желтое.
Миранда была одна в огромной кровати под балдахином; шторы еще не были раздвинуты, и прозрачная сетка, защищающая от нашествия ночных жучков и москитов, свисала с балдахина на пол. Достаточно тонкая, чтобы позволить ей чувствовать прикосновение к телу нежного утреннего бриза, сетка одновременно была достаточно плотной, чтобы у Миранды создалось впечатление, будто она может видеть все, сама оставаясь невидимой. Дженнингс сидел за столом, и Миранде были видны его блестящая макушка, сосредоточенно наморщенный лоб и толстые короткие пальцы, сжимавшие перо, скребущее по страницам бортового журнала. Этот человек использовал часы и минуты своей жизни так, как будто они были самыми важными в мироздании, как будто по прошествии многих лет пыльные тома извлекут из какого-нибудь забытого подвала и отнесут наверх, чтобы все смотрели на них и восхищались.
Вздохнув, Миранда повернулась на бок, и ее взгляд последовал вдоль луча света к окну каюты. Капитанская каюта была не такой большой, как на «Ястребе» или «Диком гусе», но недостаток пространства компенсировался комфортом. Каюта капитана Уилларда Лича Дженнингса не отличалась спартантством. Резной дубовый стол украшала инкрустация из меди, кресла были обтянуты дорогим бархатом, под ногами лежал персидский ковер такой толщины, что в нем утопали ноги. На бесценной позолоченной тумбочке разместились фарфоровый умывальник и кувшин, а на ее нижней полке стоял ночной горшок из чистого
