что любая военная акция будет пользоваться поддержкой в США лишь ограниченное, довольно недолгое время, после чего станет непопулярной. Отсюда чрезвычайно серьезное отношение к планированию самой военной операции, которая по времени будет очень сжатой (конечно, не так, как было в случаях с Панамой и Гренадой, но и не произойдет повторение Вьетнама).
Дискутировался вопрос, как отреагирует С.Хусейн в случае принятия резолюции, санкционирующей применение силы. Шеварднадзе сомневался, что резолюция подействует. Бейкер полагал, что С.Хусейн, которому окружение не говорит всей правды, резолюцию поймет и, вполне возможно, предпримет до 1 января какие-то шаги, но не обязательно. Однако столкнуть его с нынешней позиции может только одно: если он будет знать, что сила будет применена. Бейкер допускал, что С. Хусейн отведет свои войска, но попытается удержать, например, один из островов и нефтяное месторождение. Это уже будет прогресс. Тогда надо будет определяться, как поступать дальше. Одним из вариантов действий могло бы быть восстановление у власти законного правительства Кувейта, сохранение в регионе войск и продолжение давления на Багдад. Возможен и путь переговоров. На уточняющий вопрос относительно территориальных претензий Багдада, госсекретарь ответил, что единственно приемлемый вариант, если мы не хотим повторять ошибок тридцатых годов, это полное осуществление резолюций ООН. Нельзя допустить, чтобы С.Хусейн оккупировал Кувейт, а потом отхватил себе кусок этой страны: это слишком напоминало бы историю с Судетской областью и Чехословакией.
Госсекретарь жестко высказался по поводу разговоров насчет того, чтобы дать С.Хусейну «спасти лицо». По его мнению, нет разницы между «спасти лицо» и «вознаградить агрессора». Не менее категоричен Бейкер был и по поводу того, что Багдад в последнее время «торгует» заложниками, использует в своих манипуляциях вышедших в тираж политиков типа Накасоне, Хита, Брандта, которые своими визитами в Ирак лишь оказывают С.Хусейну услугу, позволяя ему представать в глазах собственного народа в качестве эффективного лидера, на поклон к которому чуть-ли не каждый день кто-то приезжает. Однако это лишь оттеняет значение убедительной демонстрации Багдаду прочности международного консенсуса через резолюцию Совета Безопасности.
Несколько заходов Бейкер сделал насчет подключения СССР к военной операции, но получил твердый отказ.
В Москву Бейкер приехал без какого-либо текста проекта резолюции. Поэтому никакие формулировки не согласовывались и даже не обсуждались. Разговор носил принципиальный характер – быть резолюции или не быть. При этом Бейкер четко заявил, что если Совет Безопасности примет резолюцию, то США уже не смогут воспользоваться статьей 51 Устава до истечения установленного в резолюции срока и что сама резолюция не будет предусматривать автоматического применения силы (для нас это было очень важно, если учесть, что в Ираке все еще оставались тысячи советских граждан).
Мы просим вашей поддержки потому, – подчеркивал Бейкер, – что в этой ситуации мы и вы правы. Мы оба защищаем важнейший принцип, который совместно отстаивали во Второй мировой войне: нельзя допустить, чтобы агрессор добился успеха. Мы поймем вас, если вы не сможете присоединиться к военной акции, учитывая ваши внутренние проблемы, Афганистан и прочее. Но тогда мы просим вас не препятствовать нашим действиям, особенно с учетом того, что мы готовы выждать, дать время поработать санкциям.
Так ставился тогда на переговорах в Москве вопрос о резолюции. Шеварднадзе не дал Бейкеру конкретного ответа, отметив, что лично ему динамика позиции Совета Безопасности видится несколько по-другому, но что с американской стороны выдвинуты достаточно серьезные аргументы, что они будут обдуманы и что к вопросу о резолюции можно будет вернуться через 10 дней в Париже во время саммита СБСЕ.
Насколько я знаю, в Ново-Огарево Бейкер в концентрированном виде изложил президенту СССР, с чем и зачем он прибыл в Москву. Единственно новый момент, прозвучавший с его стороны, состоял в критике С. Хусейна за то, что сейчас он усиленно зазывает в Багдад некоторых членов конгресса США, обещая освободить какое-то число заложников. М.С. Горбачев, которому Шеварднадзе предварительно доложил итоги своего разговора с Бейкером, основной упор сделал на советско-американском единстве перед лицом вызова, который брошен мировому сообществу аннексией Кувейта, попытках Багдада расколоть, поссорить, столкнуть постоянных членов Совета Безопасности. Было дано заверение, что с советской стороны не будет сделано никаких сепаратных шагов. Отметив, что мы и раньше исходили из того, что военный вариант существует, президент подчеркнул, что мы не меняем в принципе наш подход, отдавая предпочтение политическому урегулированию, стремиться к которому надо до самого последнего момента. При этом само собой разумеется, что урегулирование должно восстановить справедливость и попранное международное право. Президент, высказавшись за использование потенциала Совета Безопасности, предложил подумать о двухэтапном подходе: сначала Совет Безопасности потребовал бы в ультимативной форме выполнения своих резолюций и назначил крайний срок, по истечении которого Совет вновь вернулся бы к рассмотрению ситуации. Если все останется без перемен, то в таком случае решение о применении любых мер, в том числе военных, будет понято всеми.
Бейкеру эта двухэтапная схема, откладывающая основное решение на потом, понравиться не могла. Он напомнил, что Багдад уже плюнул в лицо международному сообществу, когда отверг резолюцию с требованием немедленного ухода из Кувейта. И если сейчас ему просто дать срок и не сказать, что произойдет, если он не выполнит требование Совета Безопасности, то это будет шагом назад. Вместе с тем Бейкер сделал и небольшую подвижку, выразив готовность переговорить с Бушем относительно некоторого отдаления крайнего срока. В итоге была подтверждена договоренность вернуться к вопросу о резолюции в Париже.
Внимание журналистского корпуса к переговорам Бейкера в Москве было огромным. На Западе до этого много писали о ширившемся, как им казалось, расхождении подходов СССР и США к кризису в Заливе, подтверждения чему им виделись в зарубежных поездках Е.М.Примакова и некоторых публичных заявлениях М.С.Горбачева. Например, в Париже в конце октября президент СССР назвал применение силы против Ирака «неприемлемым», чем сразу же породил волну спекуляций. (Эту волну, кстати сказать, потом гасил сам Е.М.Примаков, сказавший журналистам во время торжественного приема в Кремле 7 ноября, что слова президента были неправильно восприняты, поскольку если Ирак не уйдет из Кувейта, то мы будем поставлены перед новой ситуацией).2
Шеварднадзе и Бейкер на вопросы журналистов отвечали осторожно, так как никакой официальной договоренности по резолюции еще не было. Все, тем не менее, обратили внимание на то, что Шеварднадзе, подчеркивая необходимость политического урегулирования, не исключил возможности обращения к силе. Это было воспринято как весьма многозначительный сигнал, чем он, безусловно, и был.
12 ноября В.И.Колотуша, принимая посла Ирака, который интересовался итогами визита Бейкера в Москву, прямо ему заявил, что жесткая вызывающая позиция Багдада дает американцам все больше веских аргументов в пользу применения военных средств против Ирака с целью заставить его уйти из Кувейта. Характерно, что с иракской стороны на это был повторен набор утверждений об «исторических правах» Ирака на Кувейт и о том, что присоединение Кувейта к Ираку имеет необратимый характер.
Из Москвы Бейкер проследовал в Лондон, потом в Париж для встречи с Миттераном, затем были его переговоры с министрами иностранных дел стран – членов Совета Безопасности – Канады, Эфиопии, Заира, Кот д'Ивуара и Румынии. С министром иностранных дел Китая он переговорил раньше в Каире.
Только годы спустя, читая книгу Буша и Скоукрофта, я узнал, что М.С.Горбачев, не встретив у Бейкера поддержки своей идеи двух резолюций, обращался по этому же вопросу с личным посланием к президенту США. Последний ответил большим набором аргументов против, что, надо понимать, убедило Михаила Сергеевича больше не возвращаться к этой теме.
Сразу же после отъезда Бейкера мы начали подготовку позиции к Парижу. Достаточно хорошо представляя себе мнение подавляющего большинства членов Совета Безопасности и ключевых арабских государств, мы понимали, что жесткая конфронтационная линия Багдада, его воинственность и угрозы, поведение в Кувейте и обращение с иностранцами уже настолько всех «достали», что не осталось ни правовых, ни политических, ни нравственных оснований возражать против предъявления ультиматума (тем более отсроченного действия). Сохранять ситуацию, напоминающую ту, которую И.С.Крылов описал в басне «Кот и повар», дальше было нельзя. При этом мы исходили также из того, что и для СССР, и для Ирака лучше, чтобы кувейтский кризис продолжал оставаться в сфере ответственности Совета Безопасности, а не
