нет, они все друг другу конкуренты.
— И?
— Мы пошли к синьору Арону попросить разрешения, чтобы Эдик сделал меня вампиром. — Памелла громко высморкалась в платок, который я успел ей подать.
— Кажется, Эдик этого не хотел. Все видели, как вы ругались, — вставила моя подруга.
Мадемуазель Памперсон посмотрела на неё, словно увидев впервые.
— А вы кто такая? И откуда можете знать, хотел он или не хотел?! — вспыхнула она, но так же быстро потухла. — Да, но потом мы помирились, и Эдик признал, что я права. Мы с ним уже два года вместе и подошли к такой черте, когда пора или расставаться, или переходить на новый уровень отношений. Эдик выбрал второе. Несмотря на некоторые противоречия между нами, он меня любит и не захотел меня терять.
— Значит, вы поставили ему ультиматум? — загорелась Эльвира, как истинная журналистка охочая до сенсаций, даже вымышленных.
— Да, — поджала задрожавшие губки Памелла, сдерживая новые слёзы, пока Эльвира, сияя улыбкой, записывала её показания. — Я не буду давать интервью, если вы что-то из этого опубликуете… я ничего больше не скажу.
— Она ничего не напишет. — Я успокаивающе похлопал девушку по руке. — Но вы же понимаете, что ваше признание и так вызовет большой скандал в вампирском обществе.
Быть может, мне показалось, но на секунду во взгляде Памеллы мелькнуло удовлетворение.
— Так что было дальше? Вы пошли к синьору Мультури вдвоём?
— Да… то есть, — она запнулась, — нет. Сначала пошла я. Ещё накануне я узнала, какую каюту он занимает…
— Он был один?
— Да, и любезно согласился выслушать меня-а-а… — Памелла снова зарыдала, я молча ждал. Наконец, уняв рыдания и поискав чистое место в платке, она утёрла слёзы и продолжала: — Я сказала ему: «Синьор Мультури, Эдуард согласился сделать меня вампиром. Почему мне нельзя стать вампиром? Вы же знаете, как давно я этого хочу!» — «Нет!» — сказал он. «Но почему? Вы же знаете, как я предана образу жизни вампира! Я даже соевую кровь пью каждый день, уже два года!» — «Соевую?! Всё! Мне это надоело. Убирайтесь вон! Мне надо готовиться к выступлению, на котором я расправлюсь, как с толстыми крысами, с вампирами-отступниками с их „современными“ взглядами!» В этот момент я и… то есть в этот момент в комнату на крыльях мести (достойнейшая вампира страсть!) ворвался Эдик. Он услышал последние слова старого хре… этого уважаемого старца. «Вы не смеете так разговаривать с моей девушкой!» — вскричал он гневно. Он у меня такой благородный. «Ещё один изменник, вон отсю…» Не знаю, что хотел сказать Мультури, потому что Эдик уже выхватил карандаш (он всегда подкрашивает брови) и пронзил этого дряхлого идио… мудрого отца вампиров в самое сердце. Он умер не сразу, пришлось добивать, засаживая карандаш всё глубже и глубже! Ну вот в принципе и всё, — закончила девушка и мило заулыбалась. Слёзы у неё уже давно высохли, она покачивала ножкой под столом и, судя по всему, была вполне спокойна и счастлива.
Я с трудом сохранял хладнокровие. Такая непосредственность просто повергала в шок.
— Хорошо. Теперь посмотрите, правильно ли моя помощница записала ваши показания, и поставьте под ними подпись, если всё верно.
Девушка быстро пробежала глазами запись, кивнула и расписалась.
— Что ж. Теперь я должен вас задержать.
— Вместе с Эдиком? — уточнила девушка.
— Разумеется. Вы и ваш сообщник будете переданы правосудию завтра вечером по прибытии в порт.
— А сейчас нас запрут в одной каюте? — с надеждой приподнялась она.
— Я поговорю на эту тему с капитаном, — пришлось пообещать мне. Пусть думает, что у неё всё получилось. — Пока же вам придётся оставаться здесь. Но для чистоты допроса прошу вас пройти в туалет. Я вас вызову.
— Он будет всё отрицать, — уже совершенно не скрывая своей радости, пропела Памелла. — Но я говорю вам правду. Это мы его убили. После суда нас посадят в одну камеру? Правда, офицер? Как вы думаете, сколько нам дадут?
— От пятнадцати до двадцати пяти, — рассеянно пожал плечами я.
— Прекрасно, мне как раз хватит, чтобы… — Но тут она прикусила язычок.
Когда наша «убийца» скрылась в ванной, мы с Эльвирой страдальчески переглянулись.
— Эта дурочка всё врёт, — шёпотом просемафорила она.
— Врёт, — кивнул я. — Но не всё. Она искренне считает себя убийцей и примазывает к этому Калинкина. А вот он-то тут явно ни при чём.
— Ты так уверен?
— Да. Посмотри, за дверью должен стоять кто-то из наших добровольных помощников? Пошли любого за этим модным певцом.
— Я и сама могу сходить, — предложила Эльвира, но тут же смилостивилась: — Ладно, ладно, не делай такое лицо, словно ты ревнуешь! Сейчас посмотрим, кто у нас там есть…
Через минуту она впустила в каюту стройного индейца с непроницаемым лицом, но с победно сияющими глазами…
— Вы разузнали то, о чём я вас просил?
— Да, бледнолицый брат, — сдержанно кивнул индеец. — Можно я буду называть тебя вождь Блестящая Бляха?
— Разрешаю, — вынужденно согласился я. — Но не тяните, что удалось узнать?
Индеец с важным видом достал из-за пазухи свёрнутый в трубку листок и, развернув его, торжественно прочёл:
— Она выходила два раза, после второго раза пробыла всего несколько минут и ушла с Эдиком под ручку. Это подтвердили несколько свидетелей.
— Отлично. Пригласите ко мне Эдика Калинкина.
— Да, вождь Блестящая Бляха. Хук тебе!
И он молниеносно скрылся за дверью. Надеюсь, этот его «хук» означает одобрение…
— Интересно, где наш второй добровольный помощник?
— Лорд Рутвен?
— Это лорд Рутвен?! Тот, который обсуждал вчера происхождение вампиров?
Теперь понятно, почему он показался мне знакомым.
— Да, это он, только усы наклеил зачем-то, — повела плечиками Эльвира. — Подозрительно, правда?
Я хмыкнул, сердясь на самого себя. Эти вампиры, конечно, идиоты, и мало ли почему ему вдруг вздумалось наклеить усы (они вообще склонны к маскарадности)? Но то, что он вился всё время рядом и навязывал свою помощь, говорило о том, что ему зачем-то нужно было быть в курсе того, как протекает расследование. И на этот раз идиотом был я, что не заметил это вовремя. Из ванной уже доносился шум льющейся воды и весёлая песенка. Похоже, что мадемуазель Памперсон решила не терять время и принять ванну.
В этот момент в каюту без всякого стука вошёл Калинкин.
— Хотели меня видеть? — вальяжно растягивая слова, спросил он, задумчиво глядя куда-то в угол потолка и держа руки в карманах растянутых штанин. Дверь он открыл ногой.
При виде этого гламурного красавчика Эльвира восторженно вздохнула. Я еле сдержал зубовный скрежет.
— Да. Садитесь, пожалуйста. Прежде всего я должен вас спросить, не хотите ли вы сделать добровольное признание?
— Признание? — сдержанно удивился он. Теперь я понял, что для меня в нём казалось непостижимым, он весь был какой-то мягкий. Нет, не внешне, фигура у него была очень даже угловатой, даже костлявой, я бы сказал. Но в остальном он был словно вата или как флаг на ветру и полностью
