работает здесь по какой-то своей причине, но явно нет никого, кто бы устроился в полицию исключительно ради денег. Не такие уж это деньги, чтобы из-за них рисковать своей шкурой…
Но вчера вечером наш краснокожий сотрудник получил телеграмму от брата и уехал, выпросив пять дней за свой счёт. Кажется, вампиры опять появились в их краях и он должен был быть там, чтобы помочь племени согласно древнему договору, заключённому с кровососами, и из чувства долга перед остальными воинами. Я сам проводил его на вокзал и посадил на электричку до аэропорта, надеюсь, новенькое полицейское удостоверение позволит ему провозить в салоне самолёта свой томагавк.
Итак, возвращаясь к теме, ещё раз напоминаю: этот день был для меня особенным. Праздничным, романтичным, полным надежд и тусклого света. Если бы я знал, просыпаясь, что меня ждёт, что это счастливое утро окажется преддверием таких неземных страданий, которых и городскому мэру не пожелаешь, я бы укрылся с головой одеялом и вообще никуда не пошёл. Никто не осудил бы, все поняли, но, Увы, судьбу не объедешь и не обманешь…
Хотя давайте уж по порядку. Как я говорил, начало рабочего дня не предвещало катастрофы. Но с утренней почтой к нам в участок поступило анонимное письмо, в котором говорилось, что вчера умерла и была тайно похоронена одна из преподавательниц Сафо — местного закрытого женского университета.
— Я даже не знал, что у нас есть такое учебное заведение, — признался я, протягивая шефу вскрытый капралом конверт. Он был из плотной шероховатой бумаги, желтоватого цвета, не такой, какие продаются на каждой почте, а в уголке красовался вензель: грозная драконица, олицетворяющая обучение тайным магическим искусствам. По всей видимости, герб университета. Однако короткое платье и легкомысленные гольфы в полоску придавали чудовищу шаловливый и даже несколько эротичный вид. Женщины, что с них возьмёшь…
Жерар принял у меня письмо и, нахмурив брови, перечитал.
— И вы, сержант, считаете, что мы обязаны реагировать на такие вещи? Лично я недолюбливаю анонимки. От них всегда одни проблемы…
— Вы правы, но боюсь, что столь оригинальное внешне письмо, пришедшее по официальным почтовым каналам, не могло не быть замечено и зарегистрировано. Мы обязаны хотя бы отреагировать.
— Будь по-вашему, но… — Комиссар вновь уныло развернул письмо, зачитывая вслух. — «Я не могу молчать! Они убили её и похоронили на университетском кладбище, они уверены, что об этом никто не узнает. Пришлите проверку, найдите тело Паулины Аферман, покарайте руководство университета и восстановите торжество справедливости, я умоляю вас! Но ни слова обо мне, ни слова! Искренне ваша, мадемуазель N». Ну это же бред, Брадзинский, истеричный бред!
— Возможно, но… — Я сокрушённо развёл руками.
По нашему негласному уговору после раскрытия достопамятного дела о Кровавой Белоснежке старый начальник участка дал слово не класть заявления под сукно, пока мы все дружно не признаем целесообразность данного действия. Теперь уже и я понял, что полиция далеко не всегда должна грудью бросаться на каждый зов о помощи, ибо две трети вызовов на «страшные преступления» на поверку оказывались раздутой пустышкой. А шеф Базиликус был вынужден строго отчитываться перед мэрией за любой перерасход средств из городского бюджета…
— Ладно. В общем, этот университет находится в бывшем поместье князей Клинских, к северу отсюда, за холмом и лесопарком. Там обучаются ведьмовству, траволечению, природоохранной деятельности и основам защиты экологии. Сразу предупреждаю, что ни преподавательницы, ни студентки отнюдь не жаждут внимания местных. И в первую очередь мужчин.
— Почему? — не понял я.
— Сафо — федеральное учебное заведение закрытого типа, там практикуют самые крайние формы феминизма. Это чётко прописано у них в уставе, ещё с прошлого века, когда там была просто элитарная монашеская школа юных чернокнижниц.
— А вас не пускали хотя бы посмотреть этот университет?
— Конечно нет, — нахмурился шеф. — Они ни для кого не делают исключений, даже для комиссара полиции.
— Но откуда вы столько о них знаете?
— В своё время я был знаком с их директрисой.
— Ну так в чём же проблема? Это поможет нам проникнуть на их территорию и всё спокойно выяснить, — рано обрадовался я. — Позвоните ей, она не откажет старому приятелю!
— Именно по этой причине ничего и не получится…
— Почему?
— Хм… скажем так, ей есть за что на меня злиться, — покраснев, опустил голову месье Жерар.
Никогда раньше не видел, чтобы он так явно краснел.
— Время всё лечит, шеф. Откуда вы знаете, что она злится до сих пор? Может быть, как раз наоборот, только и мечтает, чтобы вы пришли к ней? — подал голос со своего рабочего места Флевретти, главный знаток женских сердец.
— Я её слишком хорошо знаю. Она всегда была такой пылкой и не признавала компромиссов ни в жизни, ни в постели, — поджал губы комиссар. — Думаю, с годами её ненависть могла только усилиться, а за два года до пенсии я не расположен так рисковать…
— Но мы не можем игнорировать это письмо. Мне почему-то кажется, что писали без шуток, и это дело грозит вылиться в серьёзное расследование.
— Ах да, мы ведь теперь выясняем всё до конца и «ничего не заминаем». Эх, как же вы ещё молоды…
Я предпочёл промолчать. Мы все трое выдержали долгую театральную паузу, каждый думал о своём. Мне пришлось первым нарушить тишину, когда всё слишком уж затянулось.
— Итак, с чего начнём? Я предлагаю действовать открыто. Давайте просто пойдём и попросим их всё нам объяснить. Пусть предъявят эту преподавательницу, если с ней всё в порядке. А если скажут, что её сейчас нет, уехала в отпуск, заболела, сменила место жительства и тому подобное, то начинаем расследование. На основании этого письма, если подключить ваши дружеские связи с прокурором, можно добиться ордера на обыск. Как вам такое, комиссар?
Флевретти как-то проболтался, что шеф с прокурором раз в неделю вместе обедают в китайском ресторане. Согласитесь, этим грех было не воспользоваться.
— Попробуйте. Но они вас не пустят.
— А если мы поедем вместе?
Жерар покачал головой, помялся, поизворачивался, но в конце концов сдался и согласился проехаться со мной.
Дозвониться в университет мы не смогли, там никто не брал трубку. Комиссар уныло сказал, что это дело обычное, они общаются только с комитетом по финансированию и родителями девочек, их телефоны им известны. Других связей с «миром мужчин», как у них принято говорить, педагогический совет старается избегать, считая, что это может разрушить сами устои их заведения и пагубно повлиять на образовательный процесс. Поэтому никаких связей с внешним миром.
А по-моему, это уже сектантство какое-то. Но, к сожалению, против сектантства у нас законов нет, правительство это дело только поощряет как любую тёмную религию. В нашей стране официальное понятие толерантности доведено почти до совершенного идиотизма, можно верить во что угодно, практикуя всё вплоть до кровавых жертвоприношений, лишь бы на всё это была вовремя подана заявка и получено соответствующее разрешение на двух бланках с печатями. После чего творите, что хотите, а полиция вечно крайняя. Издержки демократии и правового государства, но не мне судить…
В целом мы ехали почти час или даже больше по серпантину в гору, пока перед нами не открылся мрачного вида трёхэтажный дом за мощнейшей чугунной оградой. Я остановил служебный автомобиль у ворот, охраны нигде не наблюдалось. Сквозь прутья решётки никого не было видно и во дворе с аккуратно подстриженными квадратными кустами французского сада и идеальным газоном. Всё поместье словно вымерло, может быть, мне показалось, но в воздухе витало ощущение угрозы…
Шеф даже не стал выходить из машины. Повинуясь его молчаливому приказу, я, поискав, нашёл под
