чашку кофе с дороги? Или глоток травяного чая, полезного для нормализации давления?
— Кофе, пожалуй. Ой, только без сахара! Спасибки!
— Я должна вам кое-что объяснить. — Женщина пристально посмотрела мне в глаза, почему-то особенно долго оценивая подщипанные брови. — Уже много лет мы не допускаем мужчин в святая святых нашего заведения. Но сейчас на кону репутация университета, которой мы очень и очень дорожим. Я могу задать откровенный вопрос?
— Слушаю вас, — невольно построжел я.
— Вы… точно гей?
— Да! И не вижу смысла это скрывать. — Я двумя пальчиками приподнял чашку кофе, понюхал и отставил в сторону. — Растворимый? Фи-и…
— На вашей службе это редкость, но… Поймите меня правильно, я обязана быть бдительной, родители доверяют мне своих невинных девочек, а девственность — важнейшее качество для получения образования настоящей ведьмы! А теперь не могли бы вы показать мне ту записку, о которой говорил ваш начальник?
Мне пришлось намеренно долго копаться в служебной планшетке. Я ведь должен изображать гея, если она догадается, что я не он, то мы ничего не узнаем. Придётся добиваться ордера, а у нас нет никаких доказательств, шеф будет разочарован и прямо предложит замять дело. Пусть ждёт, геи должны долго всё искать… Или не должны? Кто их знает…
— Прошу, милочка.
Я передал ей снятую Флевретти ксерокопию. Она, нахмурившись, углубилась в чтение.
— К сожалению, всё то, о чём написано в этой записке, правда, — наконец сухо произнесла директриса, возвращая мне листок. — Я очень сожалею об этом, но мы ничего не успели сделать. Её смерть была для нас такой неожиданностью… А потом мы просто испугались. Утром я хотела сообщить обо всём в полицию, но вы приехали сами, и мы не могли вас впустить не посоветовавшись, потому что у нас строгое правило: на территории университета никаких мужчин! Потом были звонки из управления, комитета по образованию, даже из министерства, и мы поняли, как нам невероятно повезло, что у вас есть сотрудник- гей. Должна сказать, я уважаю мужество тех, кто не скрывает свою ориентацию и позицию в этом шовинистическом мире, где правят одни мужланы, закосневшие в своих старых принципах, которые вечно остаются при…
— Хм, да-да, они противные, — нетерпеливо оборвал я её и, смягчив тон, попросил: — Но давайте не отклоняться от дела, дорогуша. Пожалуйста, расскажите мне всё по порядку, что у вас тут произошло, когда и как, ладушки?
— Да, разумеется, простите, я немного взволнованна. — Мадам Шуйленберг села в директорское кресло и, не спрашивая моего разрешения, закурила толстую женскую сигару. — Это случилось вчера вечером. И мы просто испугались… То есть это было потрясение для всего педагогического состава. Дело в том, что два дня назад к нам прибыла новая преподавательница. Мы, конечно, тщательно проверили все её рекомендации. К нам нелегко попасть лицу постороннему, вы сами могли в этом убедиться, но ещё более щепетильно мы относимся к выбору педагогов, тем более что у нас достаточно редко меняются преподаватели. Обычно они отдают нашему Сафо всю свою жизнь, здесь их дом, мы все одна общая семья. Так вот, новая учительница хорового пения мадемуазель Паулина Аферман отлично прошла все тесты, у неё были превосходные рекомендации, ей выделили комнату, дали три дня на ознакомление с территорией, техническими помещениями, аудиториями, педагогическим планом и расписанием уроков. Ничего странного мы в её поведении не заметили. Ну, может, некоторую закрепощённость и насторожённость, но таковы почти все новички, постепенно вливающиеся в коллектив. И вот вчера вечером её обнаружили мёртвой за столиком у себя в комнате. Она выпила капучино без дёгтя!
Я сурово кивнул. Всё было ясно. Конечно, капучино! Это же один из самых распространённых способов самоубийства в нашем мире, простой, быстрый и действенный. К тому же именно его и предпочитают женщины. Отравление мгновенное, но лицо не сводит судорогой, и пена изо рта не плывёт, то есть эстетически всё очень благопристойно…
Говорят, сам кофе капучино придумали мифические монахи-капуцины, именно поэтому он так вкусен и так гибельно опасен. Лишь старый, добрый дёготь является единственным противоядием, к тому же придающим горячему напитку особенное пикантное послевкусие. Капучино без дёгтя остаётся чистой смертью, поэтому и принято рисовать им на пенке всякие сердечки, фиговые листочки, череп и кости, а для эстетов писать сложные химические формулы. Это не только красота, а жизненная необходимость, дёготь гарантированно нейтрализует молочную кислоту, являющуюся сильнейшим ядом, по-моему, только гоблины к нему невосприимчивы, и то лишь после десяти кружек крепкого вулканического пива для шокирующего развлечения публики они позволяют себе глоток чистого капуцинского кофе…
— И она оставила вот эту записку.
Передо мной лёг чуть смятый лист бумаги, очень похожий на тот, что я видел в участке. Предсмертное послание, пояснение с того света, как правило типовое по содержанию, все самоубийцы вечно кого-то обвиняют (жестокий мир, несчастную любовь, карточные долги, плохую наследственность, разочарование в жизни и т. д.), одновременно прося никого не винить. Ну, так что у нас написано здесь? Ага, тоже обвинения, как и следовало ожидать…
«Вы научили мою маму быть ведьмой, и она поехала миссионером в дикую Маадьярию, где пыталась организовать первый женский университет в тех краях. Ей это удалось, маадьярки любят магию, но это продолжалось недолго. Вы отлично знаете, что её убили сами студентки, им не понравилась идея отказа от мужских ласк!»
— Такое имело место быть? — уточнил я, быстро добавив для образа: — О-о эти мужские ласки…
— Да, увы, это печальная история, произошедшая с одной из наших выпускниц. Но мы не любим вспоминать о ней, девушка оказалась паршивой овцой (во всех смыслах!): довольно хорошо училась, но, выйдя из наших стен, быстренько предала идеалы феминизма и женского содружества, сойдясь с соседом- чёртом. Видимо, не только сошлась, но и родила дочь, которую воспитала так «достойно», что та с чего-то решила отомстить нам. Где логика? Вот вы бы так поступили?!
Я подумал, что, с моей, мужской, точки зрения, всё как раз таки очень логично, но вслух этого, разумеется, говорить не стал. Мне было важнее другое…
— Получается, она поехала организовывать женскую общину в Маадьярии, уже имея довольно взрослого ребёнка на руках. А что её муж?
— Мы ничего не слышали о нём, мужчины вне сферы наших интересов. Да и о самой судьбе отступницы узнали случайно, из газет. Поскольку она уже предала наш образ жизни, то все решили, что такая смерть — естественный итог её разнузданной жизни!
— О, разумеется, как же иначе, — кивнул я и продолжил чтение.
«Поскольку я всё равно умираю от тяжёлой, продолжительной и очень заразной болезни, то решила умереть в ваших стенах, чтобы уничтожить навеки вашу репутацию, а если мне будет сопутствовать удача, то и заразить кого-то и даже вызвать эпидемию, тогда вам точно конец. Ха-ха-ха! Обещающая ненавидеть вас даже на том свете
— Она и вправду была больна?
— Думаю, да, — глубоко затягиваясь, покачала головой директриса. — Когда мы нашли тело, у неё и вправду были какие-то красные пятна на руках, на щеках и на подбородке. Возможно, та самая заразная болезнь, о которой она писала. Поэтому мы так испугались и поспешно похоронили её, просто завернув в простыню.
— Где именно, милочка?
— Где заворачивали? Да там же, где нашли.
— Нет, где именно похоронили?
— У нас на кладбище.
— У вас есть своё кладбище?! — удовлетворённо отметил я, делая запись в блокноте.
— Ну да, наше учебное заведение очень старое, надо же где-то хоронить старых педагогов. К тому же кладбище тут было задолго до нас, под него отвели участок ещё при закладке древнего монастыря.
— Хорошо. Я бы хотел эксгумировать тело. Я думаю, вы не возражаете против того, чтобы я отвёз его в участок для экспертизы?
