оценить ситуацию одним долгим взглядом. Когда он вновь направил лодку на главный фарватер, движение было настолько плотным, что очень трудно было вообще поднять «штырек» перископа. Последний взгляд в перископ перед погружением на семьдесят футов был брошен с расстояния в 250 ярдов от цели, что в данной ситуации, при наличии, как известно, довольно сильного течения, было несколько больше, чем следовало.
Они пробыли на этой новой глубине восемь минут, прежде чем Макс обнаружил объект через тонкий стеклянный иллюминатор в куполе.
Было 8.56, после первого обнаружения прошло меньше часа. Все было в порядке. Док был ориентирован в направлении «север – юг». Макс подвел «Х-24» на сотню футов под северную оконечность дока, где и остановился. Заряд правого борта был опущен с установкой на четырехчасовой интервал. Атака состоялась.
Острое чувство охватило четырех людей, находившихся в центральном посту лодки, когда при последнем обороте громадного маховика заряд отделялся и скользил от корпуса далеко вниз, падая на дно медленно, как осенний лист.
– Подними ее до сорока футов.
Это было быстро проделано, и квартет, находившийся в напряжении внутри центрального поста карликовой лодки, смог отчетливо услышать звуки одного или нескольких поршневых насосов, работающих над ними. Механизмы дока, конечно. На самом малом ходу вперед Х-лодка продвигалась, пока не оказалась в сотне футов от южной оконечности дока. Там она ткнулась в пирс, сложенный из камней, с которым они уже сталкивались ранее.
Это было просто замечательно. Легкая положительная плавучесть – и лодка медленно подвсплыла, пока не оказалась втиснутой между основанием пирса и целью.
– Отдать бортовой груз!
Через иллюминатор отчасти было видно, как груз отделился от корпуса лодки и лег на камни. Место было настолько тесным, что заряд улегся окончательно только тогда, когда «Х-24» отошла кормой назад.
Было 9.11. Атака была завершена. Два двухтонных бортовых заряда, каждый установленный на четыре часа, были заложены и должны были взорваться около 13.00. Пришло время пускаться наутек и бежать, и скорость была увеличена, соответственно, до двух с половиной узлов. Было ощущение некоего освобождения от всех забот, и они совершали этот рейс беспечно, игнорируя всякую опасность. Казалось, что теперь ничто не имеет значения, поскольку цель была ими достигнута.
Движение не было слишком плотным, во всяком случае по направлению к выходу из гавани, и в пути ничего не происходило, по крайней мере до вечера, к наступлению которого «Х-24» почти достигла открытого моря.
В б часов пополудни воздуха внутри крошечной подводной лодки стало не хватать, у экипажа началось кислородное голодание. Но возможности безопасно всплыть на поверхность по-прежнему не было. Лишь три часа спустя Макс достиг позиции, позволявшей лодке всплыть на поверхность с перископной глубины, но тут непонятно откуда появилось крупное судно, направлявшееся, по всему судя, к ним. «Q»-цистерны быстрого погружения были немедленно заполнены, и они убрались с опасного пути на глубину. И только через тридцать минут после этой «легкой шутки», в половине десятого вечера, они смогли, наконец, всплыть наверх.
Все четыре члена экипажа были к этому времени в очень плохом состоянии, пробыв в погруженной лодке девятнадцать часов без единого глотка свежего воздуха. Симптомы недостатка кислорода и отравления углекислым газом были именно теми, о которых они знали, – сильная головная боль и резь в животе. И поток хорошего чистого воздуха, который заполнил лодку, как только командир открыл люк, не означал еще конца их недомогания. Напротив, как это и бывает всегда, когда подводные лодки всплывают на поверхность при очень плохом внутреннем воздухе, они почувствовали себя еще хуже. Шин и Колье страдали от судорожной рвоты. Но все равно на поверхности было хорошо. Почти так же хорошо, как дома.
Вскоре была обнаружена «Сциптр», и две субмарины шли в компании рядом в течение полутора часов перед началом буксировки и смены экипажа, которые произошли в первые минуты 15 апреля. На «Сциптр» боевой экипаж «Х-24» ожидало большое пиршество, за которое, несмотря на недавнее расстройство желудка, они смогли приняться с удовольствием. По случаю праздника был нарушен неписаный закон и бар кают-компании был открыт в условиях похода, и никогда его содержимое не было лучшим на вкус.
Через три дня они вернулись на базу. Бритнелл и его команда привели лодку в хорошее состояние. Единственной неисправностью, которую они не смогли устранить, был обрыв телефонного кабеля. Прибыв на базу незадолго до 6.30 утра, они нашли ее похожей скорее на Хэпстедскую пустошь в Лондоне в официальный выходной понедельник, чем на пустынный шетлендский залив, каковым она и являлась. Корабли были расцвечены флагами, непрерывно звучали сирены, целый флот из катеров вышел, чтобы приветствовать героев, и «Сциптр» с «Х-24» прибыли домой, приветствуемые музыкой Гарри Роя, исполнявшего «Американский патруль» и «Настроение», доносящейся из какого-то динамика.
– Нельсон, конечно, в гробу перевернулся, – прокомментировал один из членов боевого экипажа, но последовавшее за этим весьма алкогольное празднество было в лучших традициях службы. Ни один из участников полностью его не помнил.
Однако, к очень большому несчастью, день испортила неприятная новость. Оказалось, что «Х-24» не потопила плавучий док. Вместо него она подложила оба свои заряда под 7500-тонное торговое судно «Баренфельс», теперь полностью затонувшее, которое стояло почти рядом с доком и в ходе атаки располагалось в его тени. Это было серьезным разочарованием. Вилли Бэнкс принял всю ответственность за этот случай на себя, вместо неуместных оправданий и ссылок на «силу обстоятельств» и «невезение», что было вообще для него очень характерно. Он был непреклонен в своем мнении по поводу того, что в произошедшей ошибке виновата крайняя осторожность в использовании перископа, поскольку движение судов в гавани было настолько плотным, что риск быть обнаруженными был очень высок. Если бы лейтенант Шин мог свободнее пользоваться перископом, поднимая его чаще, то атака бы увенчалась успехом. Это мнение кэптен Бэнкс высказал очень твердо в своем отчете флаг-офицеру подводных сил.
Было редким совпадением, что 7500-тонный теплоход имел почти ту же длину (четыреста девяносто футов против пятисот), осадка судна в двадцать футов в точности соответствовала осадке дока, ориентировано судно было тоже с севера на юг, а отбрасываемая им на воду тень соответствовала площади дока, возможно слившись с тенями соседних судов или стенки причала.
Тем не менее, атака была успешной. Крупная единица принадлежавшего немцам флота была уничтожена, значительные повреждения были нанесены причалу и портовым сооружениям. Другим положительным моментом их неудачной атаки было доказательство того, что Х-лодка способна незамеченной входить в гавань и выходить из нее, даже в случае, если защита гавани так же сильна, как в Альтен-фьорде. Вдобавок немцы не догадывались, какое оружие их поразило.
Годом позже командующий флотом метрополии охарактеризовал проведенную операцию как «выдающееся достижение, умело спланированное и чрезвычайно смело выполненное».
Во флотилии ходило множество упорных слухов относительно результатов этой атаки. Главным моментом среди них было то, что «Баренфельс» нес груз бризантного вещества и, соответственно, сровнял с землей половину береговых построек Бергена, и, когда это все случилось, немцы взяли пятьдесят норвежских заложников и расстреляли их в качестве ответа на «диверсионный акт». Результатом этого, согласно циркулировавшим слухам, было мнение, что, если бы британское правительство объявило причину взрыва, это могло спасти пятьдесят жизней. Правдивости этой истории касаться не будем, однако достоверно известно, что норвежское посольство никаких жалоб по поводу операции «Навигация» не подавало.
Летом король Георг VI произвел в Скапа-Флоу смотр, на котором было приказано присутствовать также «Бонавенчуру» вместе с чариотами и «Х-24». Макс Шин был отозван из отпуска, чтобы иметь честь продемонстрировать его величеству карликовую подводную лодку. Король обратил на нее особое внимание, отметив отсутствие на ней комфорта и просто элементарных удобств для жизни. Макс был полностью очарован заинтересованностью и остроумием, проявленными королем в отношении единицы, которая была
