Елена Гайворонская
Маньяк
В детский сад, где Наталья Павловна работала воспитателем, однажды зимой пришёл милиционер. Дети выразили бурный восторг по поводу гостя. Они ещё пребывали в нежном возрасте, когда знакомство с милицией вызывает только радость. Милиционер дал ребятишкам примерить фуражку и потрогать кобуру, а Наталью Павловну пригласил выйти на минутку в холл, где уже собрались остальные работницы детсада – чисто женский коллектив, не считая сторожа Сергеича, военного пенсионера, дремавшего у себя в каптёрке. В холле милиционер вытащил из портфеля и продемонстрировал всем отпечатанный на бумаге размера «А 4» фоторобот угрюмого мужчины лет тридцати с широкими скулами, сросшимися у переносицы бровями и маленькими недобрыми глазками, сказал:
– У нас в районе появился маньяк. Он нападает по вечерам на женщин в тёмных дворах, подворотнях и разных закоулках. Поэтому по возможности вы должны избегать таких мест.
– Ха, – сказала бойкая на язык повариха Тамара, – сейчас в четыре часа темнеет, а улицы ни фига не освещаются. И живём мы не на Тверской и не на Рублёвке, а как раз в этих самых глухих дворах. Как прикажете с работы возвращаться?
Милиционер замялся и предложил два варианта: либо пусть кто-нибудь встретит, либо им придётся обходить дворы по широкой освещённой улице, и уже в последний момент нырять во двор. И велел, что если кто-нибудь увидит человека, похожего на этот фоторобот, незамедлительно звонить 02, или лично ему, участковому Васину Андрею Петровичу. И положил на тумбочку свою визитку.
– Я лучше Вам позвоню, – произнесла с кокетливой улыбкой Тамара, и на её пухлых щёчках призывно заиграли ямочки, – а то меня встречать некому. А я и не знала, что у нас такой молодой красивый участковый.
Остальные работницы тоже одобрительно рассмеялись.
Участковый, который и впрямь был не старым и довольно симпатичным, засмущался и даже покраснел.
– А вы не женаты? – Продолжала гнуть свою линию Тамара.
– Я вам фоторобот оставлю, – уклонился от ответа участковый, – повесьте где-нибудь при входе. Пусть родители детишек тоже на него внимание обратят.
– Непременно повесим на самом видном месте. – Заверила заведующая, а Тамара притащила с кухни несколько сырников, наспех завёрнутых в салфетку, и принялась совать участковому, приговаривая:
– Возьмите, а то я много наготовила много, а детей пришло мало. Распростудились. Работа у вас тяжёлая, небось и перекусить толком негде.
Милиционер неловко отказывался, но от поварихи отделаться было не проще, чем от маньяка. Тамара была настоящим мастером своего дела, готовить умела и любила, но ещё больше обожала кормить всех вокруг.
– Берите, – с улыбкой сказала заведующая, – иначе не отстанет. Потом спасибо скажете. Тамара – знатная повариха.
– Может, чаю хотите? – Предложила Тамара.
Но участковый, несколько обалдевший от такого напора, замотал головой, запихнул в пухлый портфель кулёчек с сырниками, скороговоркой пробормотал слова благодарности и пулей вылетел во двор.
– Ну, Тома, ты своим темпераментом напугала человека. – Сказала, улыбнувшись, заведующая.
– Больно мужики пошли пугливые. – Негодующе фыркнула Тамара. – А ещё милиционер…
И, подперев пухлыми кулачками пышные бёдра, гордо удалилась на кухню. Наталья Павловна вернулась в группу, как раз вовремя – дети стали играть в догонялки, и едва не опрокинули аквариум. Маша и Света чуть не подрались из-за куклы Барби. А непоседа Стасик взобрался на стульчик и распевал во всё горло:
– Эй, девушка-красавица, ты мне очень нравишься!
У меня есть три жены, а четвёртой будешь ты!
– Ой, да кому ты нужен? – Обронила похожая на ангела белокурая кудряшка Оленька и добавила словцо, крепкое даже для взрослых ушей.
– Что я слышу? – воскликнула Наталья Павловна. – Оля, ты знаешь, что это очень плохое слово и воспитанные девочки его не должны произносить?
– Так моя мама говорит. – Невозмутимо пояснила Оленька. – Когда папа начинает кричать, что ему всё осточертело, и он найдёт себе другую жену.
Наталья Павловна присела перед девочкой на корточки и стала объяснять, что иногда взрослые в гневе говорят не то, что хотят, а даже наоборот – то, за что потом становится стыдно. Что иногда слово бывает очень грозным оружием и больно ранит. И если наговорить слишком много плохих обидных слов, то это всё равно, что побить, только будет болеть не снаружи, а внутри: в голове, груди, где сердце. И что есть слова, которые не должны быть произнесены никогда. Потому что они несут в себе такую страшную злую силу, что порой взрослые умные люди могут заболеть.
– Даже умереть могут? – Вдумчиво спросила посерьёзневшая Оленька.
– Умереть, конечно, не могут. – Ответила Наталья Павловна. – Но вот поссориться на всю жизнь два человека из-за таких неосторожно сказанных слов могут вполне. Ты же не хочешь ни с кем серьёзно поссориться?
Оленька замотала головой. Наталья Павловна погладила её по кудрявой макушке и велела одеваться на прогулку. Она поймала себя на том, что сама разволновалась, даже губы предательски задрожали, хоть уже и время прошло… Ей казалось, что всё плохое осталось позади, но иногда какая-нибудь мелочь неумолимо прокручивала кассету воспоминаний назад, выхватывая те эпизоды, которые Наталья Павловна больше всего старалась забыть. И становилось грустно. Сейчас, говоря маленькой девочке о ранящих словах, Наталья Павловна вспомнила Артёма – бывшего любимого мужчину, бывшего мужа, отца Никиты, наверно, тоже бывшего, судя по ледяному безразличию, которое тот демонстрировал к малышу.
– Ты деградировала среди памперсов и детских соплей. С тобой не о чем поговорить. – Говорил он раздражённо.
– Давай купим билеты в театр, пойдём на выставку, или куда-нибудь ещё, – предлагала Наталья.
– Когда мне ходить?! Я, между прочим, работаю! – Снова сердился муж.
Однажды Наталья напомнила, что она по профессии педагог, а не бизнес-леди, и всегда хотела работать по специальности, что Артём прекрасно знал, но бывший любимый разозлился на неё ещё больше. Сказал, что Наталья могла бы найти приличную работу в частной школе, или пойти в богатый дом гувернанткой, и зарабатывать хорошие деньги, а не торчать в этом убогом муниципальном саду за три копейки.
Наталья пыталась объяснить, что работает в детском саду ради сына: тот ещё маленький и очень скучает по маме, но супруг пришёл в ярость. Он кричал, что она полная дура, растит маменькиного сыночка, а не нормального мужика, что хочет испортить жизнь сыну, как испортила ему, Артёму…
Даже то, что она в двадцать пять – Наталья Павловна, а он такой умный, деловой, незаменимый – всё ещё Артём, его тоже бесило. Хотя как объяснить, что для трёхлетних карапузов и их родителей она была бы Натальей Павловной даже в восемнадцать лет? Профессия обязывает.
Сначала Наталья тихо плакала в подушку, стараясь разобраться, в чем она виновата, что с ней не так, и как это изменить, но потом поняла, что раздражает мужа уже одним фактом своего существования, и этого не поменяешь никак. С мучительным осознанием ситуации пришло горькое, но спасительное решение о расставании. Артём только того и ждал. Быстренько собрал вещички, выдал напоследок тираду о том, что Наталья не оценила его благородства – ведь мог бы послать её беременную к чертям, а он, как честный человек, женился, дал ребёнку свою фамилию, и теперь вот должен платить алименты. Но пусть Наталья не рассчитывает, что будет жировать на его денежки – официальный доход Артёма две тысячи рублей. Думала, дорогуша, вечно сидеть на его шее – не выйдет…
Наталья Павловна невольно закрыла ладонями уши и замотала головой, словно боялась снова услышать те страшные слова снова. Она постаралась вернуть мысли в позитивное русло – так советовала подруга, выучившаяся на психолога. У неё есть сын Никита – милый славный добрый мальчик, характером вовсе не похожий на отца, хоть и такой же светловолосый, и бровки морщит порой как Артём. Хорошо, пусть похож, но на того Артёма, которого знала Наталья в первые годы их любви. Когда Артём называл её любимой и
