Асим сделал несколько шагов, но вернулся, рывком распахнул дверцу, протянул изумленной женщине руку:
– Пойдем со мной.
– Куда? Зачем? – всполошилась она, оправляя прическу и платье. – Я не могу. Я сейчас не в форме. Я даже не представляю, что надо говорить…
– Глупости, – оборвал он решительно, но мягко. – Ты прекрасно выглядишь. Там один бизнесмен из России, очень важный человек, прибыл со своей супругой. Займешь ее на пару часов. Поболтаешь о погоде, о моде, покажешь сад.
– Может, лучше Нина?
– Нина..: – Асим сделал неопределенный жест рукой, подавив легкий вздох. – Отныне наши пути в бизнесе расходятся. Вынужден признать: она не годится на вторые роли. Нина дочь своего отца. Иногда ученики превосходят учителей. Что ж, так и должно быть. Но теперь у меня снова есть ты. – Он коснулся губами ее узкого запястья.
– Ты представишь меня как личного секретаря? – робко осведомилась Фериде.
– Нет, это не подойдет. Пожалуй, я представлю тебя как свою жену. – На миг запнувшись, Асим заглянул в изумленное лицо женщины, озарившееся нежным лучистым светом. – Если ты, конечно, не против…
Нина поднялась в свой кабинет.
С высоты четвертого этажа было видно, как бесновался в безумном угаре фейерверками, музыкой и бряцанием посуды отель. Ее дворец. Ее крепость. Ее сказка. Ее бал… Нина села в кожаное кресло с высокой спинкой, оттолкнулась от пола, и стены медленно поплыли вбок.
Она победила.
Но радости не было. Только тщеславная гордость, удовлетворение и усталость. И легкая грусть оттого, что ее сказка закончилась, не успев начаться…
На сей раз Нина не стала отбрасывать от себя обрывки сентиментальных теней прошлого, мучительных и сладостных воспоминаний, доставшихся ей в наследство от наивно-романтичной девочки, удивительно нежной и милой, которой больше нет. Неужели по-своему права была Надежда, отчаянно, безрассудно искавшая свою, отличную от отцовской, формулу счастья?!
– Надежда… – проговорила она, печально улыбнувшись почти позабытой призрачной женщине, чьи черты неумолимо проступали сквозь иные, отраженные в зыбкой плоскости ночного окна. – Надежда… Мы с тобой обе дуры несчастные… Ты прости меня…
Нина встала с кресла, которое от легкого толчка возобновило свое медленное движение по замкнутому кругу. Выключила свет. Плотно закрыла за собой дверь. Лифт работал, но она почему-то спустилась по лестнице и вышла через черный ход. Полушагом-полубегом удаляясь от сказочной эйфории по тропинке к морю.
На берегу было пустынно. Жизнь сосредоточилась на празднике, оставшемся за спиной. Нина скинула туфли, подняла плоский овальный камушек и, прицелившись, подсекла им возмущенно зашипевшую волну. Камушек подпрыгнул два раза.
– Есть! – воскликнула она, ощутив неожиданную гордость, будто от этого детского умения зависело что-то важное в жизни.
Из отеля доносились звуки танго. Танца страсти. Танца для двоих. Жаль, что сейчас у нее не было партнера… Впрочем, она давно разучилась танцевать. Или нет?
Это был странный танец: одинокий, с закрытыми глазами, на залитом лунным светом берегу… Тело само находило нужные движения. Оно было невесомо, как платье, и не подчинялось ей более.
Она помнит. Ее ноги, плечи, губы, ее душа помнит эту музыку… Значит, она все-таки не умерла в тот роковой вечер…
Нина вдруг почувствовала, как ощущение неизъяснимой легкости переполняет ее до краев. Она могла танцевать, петь, смеяться, парить… Да, она запросто взлетит к этой пронзительно-желтой луне, чтобы ее погасить. И, когда на земле воцарится благодатная тьма, людям станет легче почувствовать себя и друг друга. Ведь глаза так часто лгут…
– Здравствуй…
Музыка стихла. Нина обернулась на этот голос, все еще не решаясь открыть глаза… Голос, который она узнала бы из миллиона. Голос единственного в мире мужчины, способного творить чудеса…
– Этот чертов самолет умудрился сломаться, и была задержка… Я так торопился. Но все-таки опоздал… Извини.
– Я думала, ты не приедешь… Я рада, что ты здесь. Очень.
– Я бы прилетел на ковре-самолете, но вспомнил, что ты не веришь в сказки…
– Уже немного верю.
– Это здорово. Спящая царевна, ты не хочешь проснуться?
– Не могу. – Она покачала головой. – Ты должен меня разбудить…
– Вдруг я окажусь не тем, кого ты ждешь?
– Ты самый робкий рыцарь в мире.
– А ты самая непостижимая из принцесс… И еще ты классно танцуешь…
– Я могу научить тебя. Хочешь?
– Очень… – успел он прошептать, пока их губы искали встречи. – Я хочу этого больше всего на свете…
– Я тоже… Прости меня. Я была дурой.
– Нет, ты просто была заколдована. А сейчас чары рассеются… Только для этого необходимо еще кое- что.
– Что? – спросила Нина, приоткрыв один глаз.
– Ты должна сказать, что любишь меня и хочешь быть со мной.
– Мне страшно… – шепотом призналась Нина.
– Ты же очень смелая…
– Нет, на самом деле я отчаянная трусиха. Я боюсь очень многого: лжи, предательства, потерь…
– Я тоже этого боюсь. Но вместе мы справимся.
– Думаешь?
– Уверен.
– Может, стоит попробовать?
– Конечно. Ты же рисковая девчонка. Ну, давай… Думаешь, мне было проще? Я ведь тоже никому не говорил этого прежде.
– Правда?
– Честное рыцарское. Ну, давай. Я люблю тебя…
– Я… люблю… тебя… – выговорила Нина почти по слогам, словно произносила эти слова на чужом языке. Это была самая трудная фраза в ее жизни. Но вторая часть далась значительно легче. – Я хочу быть с тобой. Всегда…
А в «Надежде» царило спокойное равновесие. Такое же установилось и в душе Али впервые за последний десяток лет. Уже съезжались первые туристы – охотники за ранним теплом. Но в баре было немноголюдно. Парочка студентов-немцев, начхавших на образовательный процесс, да чинная пожилая дама, потягивающая чай со льдом.
– Скажите, господин бармен, – обратилась она по-русски, – вы давно здесь работаете?
– Да, мадам.
– Говорят, у этого отеля есть какая-то удивительная легенда. Печальная романтическая история любви… – Ее глаза заблестели, румянец окрасил увядшие щеки в оттенок заката.
Никто не любит мелодраматических сюжетов больше, чем одинокие пожилые дамы. Наверно, таким
