Хмурое зимнее утро еще не потревожило больничного покоя.
Сквозь предрассветную дремоту Лена слышит, как отворяется дверь. Тихие шуршащие шаги. Силуэт мужчины. Он приближается неторопливо, вкрадчиво. Склоняется над ней…
– Не подходи! – девушка стремительно выхватила из-под подушки украденный в столовой нож, забившись в угол, ощетинилась, как еж.
– Извините, – забормотал, отпрянул молоденький студент-медик, – я вам только градусник принес. Я не хотел вас напугать…
– Простите… – бросив нож на тумбочке, Лена закрыла лицо руками. – Пожалуйста, простите меня…
– Ну вот, ребята, поработали и получили… – довольно улыбаясь, Майор Сухоруков отсчитывал сотрудникам Соломатину и Гриценке по тысяче рублей. – От признательного банкира Крылова за расследование убийства сына. И то – головами рисковали. Парень-то был форменным психом.
– А Фролову? – заикнулся сознательный Гриценко.
Соломатин бросил на него выразительный, полный товарищеской укоризны, взгляд.
– Он же – бессребренник. Обидится.
– Верно, – похвалил сотрудника майор, – всегда нужно учитывать чувства коллег. К тому же, действовал он не по уставу…
– Но адвокат за него горой, – неприязненно заметил Соломатин. – Как за кровника…
– Да Бог с ним, Фроловым, – добродушно махнул широкой ладонью майор. – Он уже одной ногой на Петровке. Прислали на него запрос.
– Взлететь решил, – съязвил Соломатин. – Больно падать будет.
– Он с мафией хочет бороться, – сказал Гриценко.
– Правильно. Пускай борется. А мы здесь будем работать. Скромно. Честно. Добросовестно, – мягко произнес майор, умильно повертев в натруженных пальцах ключи от новенькой «девятки».
В кабинете Дмитрия раздался звонок.
– Какого хрена, адвокат? Прихожу оплачивать ремонт моей тачки, а на сервисе говорят: «Не нужно. Уже внести за полный комплекс услуг.» Твои проделки?!
– Не понимаю, о чем ты, Фролов, – вложив в интонацию максимум искренности, сказал, втайне улыбаясь, Дмитрий.
– Что-то я не очень тебе верю, адвокат.
– И напрасно. Доверять людям надо, опер.
– Ладно, как подружка, не выписали?
– Пока нет, – вздохнул Дмитрий, – обморожение конечностей плюс пневмония – не шутка. Но уже лучше. И не подружка, балда, а невеста. На свадьбе ты первый гость.
– Ловлю на слове. Передавай привет и скажи, чтоб поменьше садилась в чужие машины. Особенно с посольскими номерами. Будь здоров.
– И ты не кашляй, – пожелал Дмитрий.
В трубке раздались частые гудки. И кстати. Потому что в этот момент, пыхтя и отдуваясь, вкатился колобком в кабинет сам Терехов Иван Иваныч. Ему довелось проделать длинный путь по двум этажам, что само по себе говорило о многом.
– Добрый день, Дима. Как рука?
– Спасибо, ничего, – Дмитрий легонько коснулся повязки на левом предплечье.
– Значит, все позади. Можно снова работать. К тебе уже очередь.
– Сутенера не возьму, – отрезал Дмитрий.
– Бог с ним, – махнул пухленькой ручкой директор, – я его Валере отдал. Выбирай, самые высокооплачиваемые, – он послюнявил палец и принялся листать бумаги, – террорист, взрыв на Котляковском кладбище… Киллер Артур Григорян, кличка Стрелок. За него армянская диаспора платит по полной программе. А «взяли» его, кстати, ребята из того отделения, где ты делом Крылова занимался.
– Не капитан Фролов брал? – дрогнувшим отчего-то голосом спросил Дмитрий.
– Нет, – пожал плечиками Иван Иваныч, – какой-то капитан Смольский. А что?
– Ничего… – Дмитрий опустил подбородок на лежащую на столе здоровую руку, – почему-то у меня такое чувство, словно я уже работаю на некоего Виталия Кротова…
Все последние дни Виталий Кротов пребывал в состоянии глубокой депрессии, которое не могли развеять ни водка, ни сауна, ни даже новая молодая любовница – двухметровая красотка-модель Светлана.
Набеги на территорию не прекращались. На днях его ребята подстрелили двоих, никаких документов, опознавательных знаков. Они могли прийти откуда угодно, Россия огромная страна. Впервые он задумался о том, насколько огромная… И как он, стань президентом, будет ее держать, если не в состоянии справиться с какими-то пришельцами-отморозками. Он видел тела убитых. Лица молодые, упрямые, жадные… Кто этот загадочный Невидимка, по воле которого эти сопляки, не колеблясь, шагнули под пули, успев уничтожить несколько надежных кротовских ребят? Сколько он им платит? И откуда у него такие деньги?
Еще Мерин куда-то запропастился. Неужели он ведет двойную игру? Сука… Или…
Кротов подпер кулаком квадратный подбородок, впервые задумавшись, на кой, собственно, ляд, ему все это нужно на старости лет? Только что он вернулся домой, в свою завидовскую резиденцию, из казино в сопровождении такого эскорта, какой не снился и Саддаму Хусейну. Что, он теперь и срать должен с охранником? Может, еще и трахаться?
Ноутбук Кротова подал сигнал. Кто-то выходил на связь. Может, Мерин? Кротов долго разглядывал вращающуюся на дисплее большую мерцающую «К», все не решаясь надавить на клавишу…
– Привет! Хочешь поразвлечься? – хамский, издевательский текст, – через 15 минут на ОРТ…
– Что?!
– Увидишь – не слепой. Очень интересное кино!
«Тварь!» Кротов сорвал трубку. Рекламная служба ОРТ.
– Алло! Кротов говорит! Что у вас через 15 минут? Какой рекламный ролик? Собачьих консервов?
Сука! Дрянь!
Снова текст, то бежит, то мелькает, то врассыпную… Как он так делает?
– Что тебе сказали на ОРТ?
– Кто ты? Что тебе нужно? – непослушными пальцами Кротов тыкал по клавишам, не сразу попадая в нужные.
– Утенок Дональд. Давай позабавимся.
Даже когда-то на зоне, один, против троих разъяренных зеков, вооруженных железными прутами и остро отточенными «перьями» – ножами, он, кажется, испытал меньший ужас… Там все было ясно – вот враг. Бей, кромсай, грызи… А здесь – призрак. Фантом.
– Хочешь, покажу что-то интересненькое?
– Виталий, дорогой… – это вошла Светлана в прозрачном пеньюаре.
– Убирайся! – заорал Кротов. – Пошла вон, сука!
Текст тем временем погас.
Высветилась картинка. Цветная. Отснятая на камеру.
Человеческая рука с отрубленными пальцами. Левая. На запястье – новехонький «Роллекс»…
– Пашка… – прошептал Кротов.
Снова текст, прямо по картинке…
– Показать все? Выбери: Да/Нет.
Поддаваясь правилам кошмарной игры, Кротов ткнул пальцем «Да».
Он увидел лежащего на снегу человека. Рот приоткрыт, будто в последнем слове. Пустые неживые глаза недоуменно и испуганно смотрят в неведомую даль…
Кротов вдруг затрясся, как в малярийной лихорадке. Больно закололо слева, в груди. Говорят, там находится сердце… Он слишком много перевидал жмуров в своей жизни, чтобы привыкнуть и не испытывать ничего, разве чувство гадливости к лежащему телу, которое вскоре покроется трупными язвами, начнет вонять… Но почему-то никогда не отождествлял этот неприятный процесс ни с собой, ни с Пашкой… Не думал, что будет так невыносимо больно потерять кореша… Друга.
