было бы избежать. Отсюда мораль: побольше упражнений на свежем воздухе. Так-то.
— Тогда ты стал бы пленником барона или опять вернулся бы в Глив.
— Спорный вопрос, — сказал Джек, бросив взгляд через плечо. — Теперь занавес занялся, как надо, и можно отправляться. Через… скажем, три сезона, может, меньше, как знать?., когда закончится твоя служба у Щита, ты, конечно же, отыщешь меня. Если сразу не получится, не теряйся. Добивайся своего. Когда я буду готов, мы встретимся. Я отберу у тебя Ивен. Я отберу у тебя Хай-Даджен. Я уничтожу твоих нетопырей. Я буду смотреть, как ты идешь от жизни к смерти, и обратно — не один раз. Ну, а пока прощай.
Он повернулся и пристально осмотрел свою тень.
— Я не буду твоей, Джек, — услышал он голос Ивен. — Все, что я говорила, правда. Я скорее убью себя, чем стану твоей.
Он глубоко вдохнул ароматный воздух, потом сказал:
— Посмотрим.
И шагнул вперед, в тень.
С сумкой за плечами он шел на восток, а небо тем временем просветлело. Воздух был прохладным, меж серых трав вились струйки тумана. Туманом были полны долины и глубокие ущелья. Сквозь прозрачную пелену облаков пробивался свет звезд. Налетавшие с ближайшего озера ветерки влажно бились о каменистую землю.
Джек на минуту остановился и перебросил ношу на правое плечо. Он обернулся и посмотрел на страну тьмы, которую покидал. Шел он быстро и ушел далеко. Но нужно было уйти еще дальше. С каждым шагом, который Джек делал к свету, силы его врагов, способные сокрушить его, ослабевали. Вскоре он станет для них недосягаем. Но враги и дальше будут искать его, они не забудут. Значит, удрав, он поступил правильно. Он будет тосковать по царству тьмы с его жестокостью и ведьмовством, восторгами и чудесами. Оно было его жизнью; в нем было и то, что он ненавидел, и то, что любил. Джек знал, что ему придется вернуться и принести с собой то, что удовлетворит оба эти чувства.
Повернувшись, он продолжил свой путь.
Тени перенесли его в тайник неподалеку от Сумеречных Земель, где он хранил накопленные за многие годы магические рукописи. Он бережно завернул их и понес с собой на восток. Как только он попадет в Сумеречные Земли, то окажется в безопасности, а когда минует их, то будет вне всякой опасности.
Карабкаясь, он пробирался по Рениссалским горам. Там, где горная цепь ближе всего подходила к Сумеречным Землям, Джек увидел самую высокую гору — Паникус.
Поднявшись выше тумана, Джек увидал вдали неясный силуэт Утренней Звезды на фоне Эвердон — Вечного Рассвета. Там, на своем утесе, Утренняя Звезда лежал неподвижно, с поднятой головой, лицом к востоку. Непосвященному он показался бы скульптурой, созданной ветром на вершине Паникуса. В самом деле, больше чем наполовину он был камнем, его кошачий торс был со скалой одним целым. Сложенные крылья были прижаты к спине. Джек знал, хотя подходил к нему сзади, что руки Утренней Звезды все еще скрещены на груди, левая поверх правой; что ветер не спутал его похожие на проволоку волосы и бороду и что лишенные век глаза все еще уставлены на восточный горизонт.
Тропинки не было. Последние несколько сот футов подъема Джеку пришлось преодолевать почти отвесный каменный склон. Тени здесь были густыми, и Джек, как всегда, шагал вверх, будто шел по равнине. Не успел он достичь вершины, как вокруг завизжали ветры, но и они не заглушили голос Утренней Звезды, который шел словно из недр горы.
— Доброе утро, Джек.
Тот стоял слева от него и смотрел наверх, где черную, как покинутая им ночь, голову Утренней Звезды закрыло облачко.
— Утро? — сказал Джек.
— Почти. Всегда почти утро.
— Где?
— Везде.
— Я принес тебе выпить.
— Я пью дождевую воду из туч.
— Я принес вино, сделанное из винограда.
Огромная, испещренная шрамами от ударов молний фигура тут же повернулась к нему, рога склонились вперед. Джек отвел взгляд от немигающих глаз, цвет которых никак не мог запомнить. В глазах, никогда не видавших того, на что должны были бы смотреть, есть что-то жуткое.
Он опустил левую руку, и перед Джеком оказалась покрытая шрамами ладонь. Джек поставил на нее мех с вином. Утренняя Звезда поднял его, выпил и уронил к ногам Джека. Он утер рот тыльной стороной ладони, легонько срыгнул и снова уставился на восток.
— Что тебе нужно, Джек-из-Тени? — спросил он.
— От тебя? Ничего.
— Тогда почему же ты всякий раз, как идешь этой дорогой, приносишь мне вино?
— По-моему, ты его любишь.
— Да.
— Ты, наверное, мой единственный друг, — сказал Джек. — У тебя нет ничего, что мне хотелось бы украсть. У меня нет ничего, что было бы действительно нужно.
— Может, тебе жаль меня? Я ведь привязан к этому месту.
— Что такое жалость? — спросил Джек.
— То, что удерживает меня здесь в ожидании зари.
— Ну, так во мне ее нет, — сказал Джек, — потому что у меня есть нужда не сидеть на одном месте.
— Знаю. Полмира узнало, что ты нарушил Договор.
— А знают они, почему?
— Нет.
— А ты?
— Конечно.
— Откуда?
— По форме облака я узнал, что далеко отсюда, в одном городе три сезона спустя кто-то поссорится с женой и убийцу повесят раньше, чем я закончу говорить. Падает камень, и по его падению у узнаю, сколько девиц лишилось чести и как движутся айсберги на другом краю света… По тому, каков ветер, я определяю, куда в следующий раз ударит молния. Я так долго смотрел и настолько сам часть всего этого, что от меня ничего нельзя скрыть.
— Ты знаешь, куда я иду?
— Да.
— А что я буду там делать?
— И это тоже.
— Тогда, если знаешь, скажи — сбудется ли мое желание?
— Твой план удастся, но к тому времени может получиться так, что ты уже захочешь совсем другого.
— Я не понимаю тебя, Утренняя Звезда.
— Я знаю и это. Но так со всеми оракулами, Джек. Когда происходит то, что было предсказано, тот, кто спрашивал, — уже не тот же самый человек, каким был, когда задавал вопрос. Невозможно заставить человека понять, каким он станет с течением времени, а тот, для кого пророчество действительно верно,
