поддавались. — Я ученик чародейки, только плохой, коли попался. Знаю мази, снадобья, немного заклинаний, не всегда действующих. На магию не рассчитывай.
— Понятно, — вздохнул гном, — тогда слопают. Слышал я про Хроца — брр, изобретатель оригинальных пыток и казней… А чей это храм, каким богам молились?
— Не все ли равно? Он пуст, как желудки наших людоедов. Давай хоть выспимся напоследок.
— Отлично. Завтрак нам, верно, не подадут… Нас подадут на завтрак, — он зевнул и сразу засопел, а девушка, поворочавшись, угрюмо задумалась. Мало того, что связана, так еще вызван Хранитель ромба, встречаться с которым, ох, нехочется. В Арконе про него разве только малыши не знают, садист и верховный адепт нечисти… И вдобавок этот коротышка расхрапелся!
Агнии показалось, как ее раздраженность плеснулась на него — и тут же он притих и беспокойно заворочался, будто прислушиваясь. Любопытно… Она сплела мысленную сеть, иногда применяемую ею на охоте, «опутала» спящего и приказала: «Поднимись».
Его ноги дернулись, он забормотал и перевернулся на другой бок.
Она уплотнила «паутину» и вновь потянула: «Сейчас же вставай, лежебока.»
Гном открыл глаза, с трудом сел и растерянно заозирался. Его брови поползли на лоб, рот потешно приоткрылся.
— Не спится? — невинно осведомилась она.
— Чертовщина какая-то, будто кобыла лягнула.
— Сам ты… Еще хуже, — надула губы Агния.
Фиорн смешно сморщил нос, пожал плечами и привалился к стене, с подозрением изучая девушку, а та неожиданно оцепенела от острого предчувствия опасности, словно издалека дохнуло застоялым смрадом. Кто-то спешил сюда по лесу, злобный и безжалостный — именно со стороны соседа по заключению, видимо, мыслительная сеть растянулась дальше и случайно зацепила незнакомца. Кто он и почему излучает лютую ненависть, ощущаемую даже на таком расстоянии?
Она вдруг поняла, как спастись. Времени оставалось мало — таинственный враг приближался, но рискнуть стоило. Усталость больше не чувствовалась, нарастающая ранее неведомая мощь заполнила тело — наверняка бабушкин предсмертный дар. Охотница натянула незримую сеть вокруг себя и сразу уловила примитивные желания стражника у входа: о выпивке, жратве и скорой смене. Потом незаметно проникла в его разум и теперь повелевала чужими органами чувств.
— Поспеши в темницу, — велела она, — проверь заключенных.
Сознание охранника неистово сопротивлялось, но ученица чародейки изо всех сил сконцентрировала волю и многократно повторяла приказ, постепенно увеличивая давление, пока не скрипнула дверь и в проеме не появился коренастый крепыш с брюшком и нездоровым одутловатым лицом. Глаза потухшие, в безвольно опущенной руке сабля. Повинуясь дальнейшим немым командам, он шагнул к испуганно вскрикнувшему Фиорну и осторожно перерезал путы, повторил то же с пленницей. Помассировав ноющие ладони, она пружинисто вскочила и отобрала у него оружие.
— Он спятил? — тихо поинтересовался гном, становясь рядом. — Ну и глазища у тебя фонарные — так и давят. Вот что меня давеча лягнуло.
— Не болтай, — хмыкнула она, завязала рот лишенному воли часовому и выглянула наружу. Лагерь оказался почти пустым, не считая женщин и детенышей, большинство отправилось за добычей. У самого храма пасся стреноженный буланый конек, других поблизости не наблюдалось. Беглецы переглянулись и одновременно бросились к нему. Удар лезвия и веревки спали. Агния впрыгнула в седло, Фиорн ей за спину. Счетверенный удар пятками в конские бока — и тот с диким храпом перемахнул через костер, опрокинув котел на задремавшего трупоеда. Сзади истошно завопили, свистнула запоздалая стрела, но они уже мчались напрямик по угрюмо молчащему лесу.
Некоторое время от стойбища доносились постепенно стихающие вопли и проклятия. Пешая погоня отстала или особо не спешила, раз добыча оказалась не по зубам.
Вокруг высокие деревья плавно покачивали завесой листвы, раскинув переплетенные цепкие корни и растопырив простертые ветви, точно готовые схватить двух непрошенных гостей.
А утро выдалось безоблачным, постепенно припекало. Птицы радостно перекликались, почти не таясь прыгали по веткам, с любопытством разглядывая беглецов бусинками глаз. В кустах прошмыгнул древесный тушкан. Конь перешел на шаг, затем вообще спокойно остановился — и Фиорн грузно спрыгнул на землю.
— Прощай, волшебник. Раз товары разграблены, вернусь восвояси. А ты?
— За родителями, — вздохнула Агния. — Может, найду.
— Наверняка. Благодарю за спасение, сочтемся.
Он помахал рукой, ступил за разлапистый кленодуб и сразу исчез, даже не шелохнув травой.
Девушка определила по солнцу направление и, по возможности скрытно, направилась к Ведьминой тропе отыскивать заветную развилку на Крутогорье. Подсознание отвергало непосредственную угрозу, но она все равно чутко следила по сторонам и не пропустила, когда впереди послышалось шуршание хвои, заколыхался боярышник и оттуда показалась скрюченная, опирающаяся на посох фигура в сером балахоне с низко опущенным капюшоном, с котомкой через плечо и посохом в руке. Вроде обыкновенный бродяга, но она вдруг угадала в нем колдуна, тащившего ее из беседки и, наверное, того, чье приближение чувствовалось в недавнем плену. Живое зло, обитатель бездны — даже конь испуганно заржал и затряс гривой, роя землю копытами.
— Твои вещи со мной, Агния, — проскрипел незнакомец, ничуть не удивившийся встрече. — Нас ждут в Цитадели.
— А тебя в аду, Хроц! — гневно выкрикнула она. — Прочь с дороги, стервятник, зарублю.
Мужчина переступил с ноги на ногу, звякнув золотыми шпорами и небрежно откинул капюшон, открыв абсолютно плешивую голову с крючковатым носом, жидкой старческой бороденкой и льдистыми глазами, отражающими бесконечность небытия. Они вдруг превратились в туманные колодцы, где застойно плескалась ненависть. Девушка падала в них, теряя контроль и сознание, в жилах разливалась волна тошнотворного обессиливающего ужаса. Рука безвольно опустилась, сабля выскользнула на траву.
Хранитель ромба шагнул ближе, его узкие губы кривились в злорадной ухмылке.
— Чары, — догадалась она, попробовала пошевелиться — безрезультатно, тогда снова соткала невидимую паутину и набросила на мага, страстно повторяя: «Сгинь, отвернись», однако тот не шелохнулся, по-волчьи ощерив зубы.
Стать безмозглой покорной рабой? Никогда! Но как защититься, когда вся онемела, а ее внушение не действует. Гм… На врага или вообще?
Используя слабую надежду, последний шанс на спасение, она мысленно коснулась коня и тот сразу перестал горячиться, прислушался и запрядал ушами. Теперь требовалось подчинить его полностью — это последнее напряжение обессилело ее, ибо одновременно приходилось блокировать и психическую атаку противника, но она все-таки сотворила в уме яркую образную картину желаемого действия и, уже теряя сознание, послала мощный импульс. Конь яростно заржал, встал на дыбы и замолотил передними ногами, целя в лоб колдуна, а тот мгновенно выхватил из посоха стилет и ударил ее — лодыжку пронзила жгучая боль. Конь всхрапнул, качнулся и рухнул замертво, пораженный тем же выпадом — и Агния кувыркнулась прямо в расступившуюся черноту.
Когда очнулась, уже вечерело. Сильный ветер шумел в кронах, почти закрывавших сумрачное небо. Где-то скорбно стонали и плакали неведомые птицы, вокруг звенел мощный хор насекомых. Она на четвереньках подползла к недвижимому Хроцу и с мстительной радостью увидела, как жизнь угасает в стекленевших глазах. Потом с трудом вытащила из-под него котомку и среди своих вещей нашла коробочку с целебными снадобьями. Замирая от боли, сняла распоротый сапог, полный крови, осмотрела порез, оказавшийся длинным, но не глубоким, густо нанесла на него бальзам и туго перевязала оторванным от рубашки лоскутом. Попыталась встать, охнула и чуть не упала. Костыль бы или сук подходящий… Впрочем, трофейный посох тоже годится.
Она вложила в ручку стилет, оперлась — терпимо. Куда же теперь? О будущем не хотелось думать: раненая, одна в лесу. Стоит ли дальше искать родителей? Мало ли сирот? Она скрипнула зубами, поняв, что ищет повод к отступлению — шаг, другой — и вначале робко, затем увереннее захромала вперед.
