Это понимали и Рету, и волк-чужак. При любом исходе итог означал одно: гибель.
Луна светила ярко. Мальчик в кольце волков был хорошо различим издалека. Волки начали петь.
Черный нос чужака подрагивал. Чужак думал о том, что если не убивать мальчика сразу, а наносить ему раз за разом небольшие раны, запах свежей крови может заставить стаю потерять терпение. Они не удержатся и тоже кинутся на него. И появится небольшая, но все-таки возможность улизнуть, скрыться, затаиться. Они будут сытые и тяжелые. Они будут добрые. Может быть…
Резкий бросок — и Рету почувствовал, как волчьи зубы полоснули его по икре. Стало горячо, штанина набухла от крови.
Волки-наблюдатели угрожающе заворчали.
Ногу жгло. Мешок с жабкой оттягивал левую руку. Липкий пот тек по спине. И смерть смотрела на Рету дюжиной глаз и нетерпеливо облизывалась. Луна светила ярко, а вот была ли сейчас на небе счастливая звезда всех подкидышей, посылала ли свой отсвет на землю — Рету не знал.
Второй бросок волка он все ж таки встретил как надо, острой сталью, — ив холодном ночном воздухе теперь пахло волчьей кровью.
Стая одобрительно рыкнула. Это было хорошее развлечение. Замечательное развлечение. Шерсть на волчьих загривках вставала дыбом от удовольствия, от предвкушения свежей еды. Ночной воздух теперь пах кровью — волчьей и человечьей.
Кровь текла, капала на землю. Рана не запекалась, и кровотечение не останавливалось. И в голове Рету зазвучала музыка. Странная, необычная, он такой никогда не слышал. Словно гремели вдалеке глухо барабаны и в их буханье вплеталась простая, незатейливая мелодия флейты. Рету отстраненно подумал, что из-за потери крови он, видно, слышит, как сердце стучит в ушах.
В напевы флейты, в глухой стук барабанов вплелся новый звук: сухой резкий присвист.
Волк, сидевший за спиной чужака, упал. В боку его торчала длинная стрела.
Чужак не видел этого: он снова бросился на Рету. Сбил его с ног, нацелился на горло. Рету, отшвырнув мешок с жабкой, из последних сил встретил волка клинком. Чужак напоролся на кинжал, который Рету обхватил обеими руками и выставил перед собой.
Лежа на земле, Рету понял, что ошибался: не грохот барабанов звучал у него в голове, а топот копыт. Оставшиеся в живых волки разбежались кто куда
Рету не мог пошевелиться, придавленный убитым волком. Спине было очень холодно, а раненой ноге — горячо. Широко раскрытыми глазами он смотрел на бездонное небо, на луну. Справа надвигалась какая- то тень. Рету огромным усилием повернул голову и увидел, как, медленно переступая копытами, подходит громадный на фоне звездного неба кентавр. Как спускает тетиву — и еще одна стрела несется вслед убегающей стае и вырывает свою добычу — в это Рету не сомневался.
Кентавр резко выдернул очередную стрелу, наложил на лук, развернулся к Рету боком. На спине кентавра грациозно сидело юное создание с острыми ушками. Волосы эльфийской девы тепло мерцали в лунном свете Огромные, чуть раскосые глаза со спокойным любопытством рассматривали все: и волков, и Рету, и мешок, в котором жалобно приквакивала жабка.
Рету подумал, что создание похоже на цветок. Он и не догадывался, что эльфы могут быть такими красивыми. Такими нечеловечески красивыми.
Девочка-эльф легко спрыгнула со спины кентавра.
Подошла к Рету. Он почувствовал, как в запах грязной волчьей шерсти, в запах крови и земли вплелся тонкий и свежий аромат эльфийских трав, сочных яблок и солнечных бликов на воде.
— Я выиграла, — сказала кентавру девочка — С тебя золотой! «Это гоблин, это гоблин!» — ехидно передразнила она. — Это человеческий детеныш, как я и говорила.
Кентавр переступил громадными копытами, навис над Рету.
— А может быть, это все-таки гоблин? — с надеждой спросил он, разглядывая мальчика. — Смотри, он какой-то зеленоватый…
— Это он в лунном свете от потери крови зеленоватый, — быстро определила эльфийка — Жгут на ногу наложить, кровь остановится. Ну и что мы с ним делать будем? Нужен нам раненый или проще добить?
— Это уж тебе решать, детка, — прогудел кентавр. — Ты у нас целительница.
Ответа прекрасной эльфийской принцессы Рету не расслышал — слабость окутала его теплым покрывалом, глаза закрылись, и он уплыл в равнодушное забытье.
Глава шестая Королевский клен
Лидриэль была солнечной танцовщицей. И она была младшей в семье.
Полуночный ветер качал кроны эльфийских деревьев, когда она сбежала из дома на кентавре.
Семья Лидриэль по знатности стояла в лесном Альянсе наравне с королевским родом. Но держалась обособленно, в стороне от прочих. Старшие сестрицы Лидриэль занимались такими делами, о которых эльфы осмеливались лишь только перешептываться тише шороха листьев. Им подвластна была магия, им подвластны были стихии. Им подвластны были чувства — и горе тому, кто попадал под холодный насмешливый взгляд эльфийских чаровниц Освободиться от этих чар было невозможно.
Семью Лидриэль уважали и боялись: бабушка Лидриэль была подругой светлой богини Солониэль, вернувшей сердце любимому, но обгоревшей заживо.
И бабушка Лидриэль вместе со своей госпожой не простила эльфийского бога, отвернувшегося от обезображенной любимой, и добровольно ушла за Мортис в царство Нежити.
А родители Лидриэль погибли во время столкновения с Горными Кланами, когда эльфы бежали через их земли от огня Легионов Проклятых.
Вот так три сестрички — Таниэль, Илиэль и Лидриэль — остались одни. Старшие сестры заботливо опекали младшую.
Пока младшей это окончательно не надоело.
В тот вечер они снова поругались. Не отказывая себе ни в чем, Таниэль и Илиэль почему-то считали, что младшей еще многое рано. Лидриэль так не считала Она не понимала, почему сестрам можно носить та-а-а-акие платья, с та-а-акими вырезами, а ей нет. Почему сестрам можно равнодушно улыбаться, глядя на страдания влюбленных вассалов леса и архонтов голубых кровей, а ей пока и помучить-то никого нельзя. Где справедливость?
Старшие сестрицы только звонко, как серебряные колокольчики, смеялись.
Они давно не верили ни в справедливость, ни в любовь, ни в честь, ни в совесть, слишком часто на их глазах эта вера приводила к гибели. Все, творящееся вокруг, забавляло их, но не более. Они были умны, холодны и любопытны. Но не болтливы.
И не вмешивались в чужие безумства, предпочитая заниматься своими делами.
Поэтому и пережили королеву Таладриэль, принцессу Друлли'ан и еще очень, очень многих своих соплеменников.
То, что их семью ненавидят, Лидриэль прекрасно знала с рождения. Кавалеры — за высокомерие сестер, дамы — за врожденную способность очаровывать кавалеров. Это придавало дополнительную пряность жизни, это нравилось всем трем.
Но Лидриэль считала, что теперь все должно быть поровну.
А сестры так не считали.
Эльфийский королевский клен, служивший родовым замком трех сестер, привычно готовился к наступлению ночи. Звучала в его кроне тихая музыка. Сумрак окутывал землю. Туман наползал от реки, неспешно поднимался от корней к кроне. Качалась на цепях сфера магии, пробегали по цепям шаровые молнии.
Около дерева светился зеленым Круг леших. Острые, как клыки дракона, камни ограничивали его, сдерживая рвущуюся наружу силу.
Мерцали разноцветными огоньками покои дриады Таниэль на северо-западной ветви клена.
Илиэль, как всякая сильфида, предпочитала хорошенько искупаться перед сном и ныряла у
