заводная кукла. «Надеюсь, это все-таки из-за инъекции, — подумал Симон, — тогда есть хоть какой-то шанс, что она придет в себя»…
— Идемте, — сказал староста. Он шел впереди, показывая дорогу, остальные следовали поодаль, замыкая группу. Симон ощутил, как по спине пробежал холодок.
— Гидеон, — сказал он шепотом» — ты взял с собой хоть что-то?
— Камеру, — удивленно ответил Гидеон.
— Я не об этом…
— Высокочастотный резак, — шепотом сказал Гидеон, — и микрокапсулу со слезоточивым газом — Коменски велел, еще там, в лагере…
— Хорошо.
— Думаешь, они все-таки опасны?
— Не знаю…
Лес приближался, темный и молчаливый, вокруг тяжело пахло прогретой травой, а из-под ног При каждом шаге разлетались в разные стороны крохотные бурые кобылки. Все было донельзя обыденно, и Симон вдруг перестал верить во всесильных и неведомых существ, исподтишка наблюдающих за ходом вещей. В тихом разморенном полдне они показались ему донельзя нереальными.
Они свернули и пошли по просеке в обход деревни. Там, дальше за изгородью начинались луговины и пастбища — открытая местность, усеянная громадными валунами, невесть когда скатившимися с горных склонов.
— Куда мы идем? — спросил Коменски.
— Наверх, — спокойно сказал староста. Ему явно было жарко в тулупе, но он и не подумал его снять. — Вас должно быть хорошо видно. Они всегда смотрят сверху, андры…
— Ясно.
— Ох, — сказала Оливия, — что это там? Симон обернулся и невольно вздрогнул: крохотная фигурка выскочила из леса и кинулась к ним, петляя меж золотистых стволов сосен. Зденко! — подумал он. Мальчик, задыхаясь и оскальзываясь на траве, выскочил на поляну и кинулся к ним, глотая на ходу слезы. Подбежав к Гидеону, он схватил его за рукав и отчаянно заверещал:
— Не ходите туда! Не ходите!
Гидеон потрепал его по голове.
— Все в порядке, малый.
Он попытался осторожно высвободиться, но Зденко вцепился ему в рукав мертвой хваткой.
— Вы не понимаете, — всхипывал он, — туда нельзя! Вам нельзя…
Староста развернулся и дал Зденко ленивый тумак, он даже не размахнулся как следует, но мальчишка заскулил и откатился в сторону.
— Прошу прощенья, хозяин, — извинился Михей. — Это я виноват. Недоглядел. Распустили мальца…
— Зачем вы так? — поморщившись, сказал Гидеон.
— Старших, — назидательно произнес Михей, — уважать надобно. Если каждый будет так соваться… Убери мальца, Мечко.
Один из парней молча подошел к всхлипываю-щему на земле мальчишке, схватил его за ухо и потащил прочь.
Зденко отчаянно и бесполезно колотил кулачками по охватившим его огромным ручищам, выкрикивая:
— Нельзя туда! Не ходите! Плохо будет!
— Удержу не знают, паскудники, — мрачно сказал староста и обернулся к Коменски, безошибочно признав в нем начальника.
— Ну что, хозяин, пошли что ли? Он потащил малого обратно в лес, подумал Симон, он и выбежал-то из лесу, не из деревни. Деревня покинута… Возможно на время, возможно, навсегда. Они там все прячутся, в лесу… предпочли убраться подальше. Может, предприятие опасней, чем мы думали… гораздо опасней…
Староста обернулся и поглядел ему в глаза:
— Может, вы испугались? Так и скажите.
— Нет, — сказал Симон, — просто хотелось бы…
— Нам-то что? Мы же для вас стараемся.
— …знать подробнее, как все будет.
— Да мы уж почти на месте. Придете, узнаете. Из тени, отбрасываемой вершиной горы, выплыла золотящаяся на солнце луговина, на которой, словно алые брызги, были разбросаны пятна горных маков. В фиолетовой густой тени притаилась добротно сработанная овчарня — створки ворот были распахнуты.
— Если все правильно сделать, они скоро будут здесь, — пояснил староста.
— Ясно, — кивнул Коменски, — что же надо делать?
— Вам — зайти внутрь. Мы и без вас управимся.
— Так бывает? — тихонько спросил Коменски у Симона.
— В общем, да, — неохотно ответил тот, — есть обряды, не предназначенные для посторонних глаз… но…
— Вы идете или нет? — раздраженно спросил староста.
Он первым зашел в темное нутро овчарни и высек огонь, запалив свечу. Остальные его люди отошли в сторону, тогда как Симон со своими спутниками топтались на пороге, не решаясь войти внутрь, хоть сырая полутьма овчарни и расцвела пляшущими оранжевыми тенями.
Оливия положила пальцы на запястье Симона.
— Мне это не нравится, — шепотом сказала она. Староста обернулся — свечу он держал в руке, не обращая внимания на горячий воск, капающий на пальцы, и подсвеченное снизу лицо его неожиданно стало похоже на посмертную маску.
— Они придут, только если сделать все как положено, — сказал он.
Коменски первым решительно переступил через порог, за ним, поддерживая Наташу, шагнул Гидеон.
Симон обернулся — их сопровождающие подошли ближе и теперь стояли плотной группой, загораживая путь к отступлению. Он обнял Оливию за плечи и двинулся следом.
За стенками овчарни ритмично запели — в песне не было того многоголосья, что в прошлый раз, но оттого, что в нее вступили только мужские голоса, которым тут же начало вторить дальнее горное эхо, энергичная мелодия казалась не менее завораживающей.
Крохотные окошки были прорублены высоко под потолком — через них можно было разглядеть клочок неба — равнодушный и синий.
Откуда-то явственно потянуло дымом, и Симон не удивился — ритмичная песня была прочно связана в его сознании с тем давним огненным действом… Все же, он спросил старосту:
— Это что, входит в вызывание?
— Да, — сказал Михей. — Тише.
Симон умолк, почувствовав, как горячие пальцы Оливии отчаянно сжали его руку.
Окошки заволокло дымом, сизые клубы просочились внутрь, и Симон невольно закашлялся. Стало светло, очень светло, но он уже не понимал — то ли этот нестерпимый свет льется с неба, то ли крышу лижут языки пламени.
— Я сдержал свое слово, чужеземцы, — сурово сказал староста. — Они пришли.
И резко отпрянул назад, к выходу. Симон, внезапно опомнившись, бросился за ним, но Оливия по- прежнему отчаянно цеплялась за его руку, и он тщетно пытался освободиться. Тогда он закричал:
— Держите его!
Но никто не пошевелился — все так и продолжали растерянно озираться, кашляя и задыхаясь в дыму, лишь Гидеон сделал какое-то неуверенное движение, пытаясь заступить старосте дорогу, но тот резко толкнул его в плечо и ужом выскользнул наружу. Дверь овчарни захлопнулась и Симон услышал, как створки ее содрогнулись, припертые снаружи тяжелым брусом.
— Почему ты его не задержал! — крикнул он, задыхаясь от ползущего по стенкам дыма.
