это надо было. Так получилось, что он пришел с Наташей. Хозяин настоял… Елизаров, вероятно, испытывал чувство неловкости, вспоминая, как он первый раз встретил Романа и Наташу. Не просто встретил, а, можно сказать, грубо вторгся в их личную жизнь. И в самый неподходящий момент. В полутемном подъезде на Фрунзенской.
Тосты произносились самые разные – от веселых грузинских до простых печально – прощальных. Особенно Роману запомнился спич соседки слева, Татьяны Балабановой. Она говорила долго, хотя ее почти никто не слушал. Застолье уже перешло в ту стадию, когда гости образовали несколько междусобойчиков и вели свои беседы, лишь для приличия поглядывая на тостующего и стараясь не пропустить его последней фразы с призывом выпить.
Татьяна Игоревна сначала пошутила по поводу смелости своей подруги Маши Елизаровой – уехать в неизвестность и оставить мужа без присмотра. Потом она не менее ехидно поинтересовалась таинственным конечным пунктом. Где обоснуются Елизаровы? Куда им письма писать? Или боятся, что мы к ним в гости заявимся? Дальше шла заготовочка: «Если решите в Америке проживать, советую купить домик в штате Канзас. Тогда я обязательно к вам приеду. Мы с Машей начали дружить в городе Каунас, а продолжим в штате Канзас. По звучанию похоже и почти одно и тоже. Заграница!»
Это была кульминация сумбурного тоста и Татьяна Игоревна предложила выпить за то, чтоб не рвались дружеские связи, чтоб никто не исчезал навсегда.
Роману эта речь запомнилась еще и потому, что сразу после нее изрядно захмелевшая Балабанова стала откровенно к нему клеиться. Можно было бы и поддержать ее фривольные разговоры, если бы не ряд обстоятельств. Во-первых, очень трудно вести подобные беседы со свеженькой, трехнедельной вдовой. Опять же – разница в возрасте. Татьяна Игоревна явно знала поговорку, что в сорок пять баба ягодка опять. Знала, восприняла ее дословно и изображала из себя даму не более тридцати, а значит, Роман был ее ровесником.
Главное, что тревожило Романа, это присутствие сидевшей справа Наташи. Она могла и обидеться. И правильно бы сделала… Балабанову это только раззадоривало, подогревало ее азарт. Ей было приятно видеть и растерянного Романа и его смущенную подружку. Миловидна, но уж очень молода. Что они умеют в двадцать пять лет? Только и гордиться, что возрастом… Ни шарма, ни опыта, ни желания настоящего. Да у них любого можно отбить.
Роман чувствовал, что отвязаться от Балабановой он может сейчас только в очень грубой форме, почти со скандалом. Но не хотелось обижать Елизарова. Да и нельзя портить отношения с потенциальным свидетелем. И, судя по ее намекам, очень информированным. Напряжение чуть-чуть спало, когда Роман почувствовал как Наташа незаметно поймала его правую руку и осторожно сжала в своей ладони. Потом отпустила, потом еще раз сжала. Очень похоже на азбуку Морзе. Но Роман ее не знал, а Наташа подавно. При этом сообщение было понято верно: «Я не обижаюсь. Работай! Потом обсудим…»
Все гости спустились к машине провожать Марию Семеновну. Олег уже сидел за рулем и очень нервничал. Это не входило в его планы. Если уж линять незаметно, то зачем устраивать карнавал около подъезда… Как только Елизарова села, он сам захлопнул дверцу и медленно двинулся вперед, распихивая возбужденных провожающих.
Часть гостей собиралась подняться к Елизарову и продолжить так успешно начатое. Роман же, подхватив Наташу и кивнув хозяину, собирался улизнуть английским манером. Но не удалось!
Оторвав взгляд от уходящей машины, Балабанова перевела его на Романа и, сделав несколько неуверенных шагов, повисла на нем, изображая полнейшую беспомощность.
Елизаров с тоской смотрел на эту картинку. У него было два выхода: приятный и пристойный. Первое – оставить Татьяну ночевать у себя. Должен же он позаботиться о подруге жены, когда та в таком романтическом состоянии. Второй выход – еще раз нарушить уединение Романа и Наташи и поручить перебравшую гостью им. Ненадолго, только на момент ее доставки до дома.
Вздохнув, Станислав Ильич выбрал второй путь. Не так весело, но надежно… Самолет еще не взлетел. Тем более – не пересек границу… Вдруг что-нибудь случится, вылет притормозят и жена вернется ночевать. Риск есть, а Елизаров этого не любил. За свою жизнь он много шалил, но никогда не попадался… Обратился он почему-то к Наташе:
– Даже неудобно вас просить. Вы, Наташенька, извините, что опять отвлекаю вас от личных дел, но день сегодня такой суматошный. Проводите Татьяну Игоревну. К тому же, Роман сегодня, можно сказать, на работе…
Елизаров замолчал, сообразив, что последняя фраза была неудачной. Незачем было напоминать, адвокат здесь не просто гость, а при исполнении, как лицо нанятое хозяином дома для охраны… Станислав Ильич, не дожидаясь ответа, махнул рукой и развернулся к своему подъезду. За ним пошла часть гостей, жаждущих продолжения банкета.
В машине состояние Балабановой моментально изменилось. Она вдруг резко протрезвела и продолжала начатую за столом игру:
– Никому не верю, Роман. Только вам. В вас чувствуется надежность… А Елизаров не успел жену проводить и глазки сразу забегали. Вы заметили? Он же хотел меня на ночь оставить. Стасик всегда был котом мартовским. Только Маша и могла его в руках держать. У нее стальной характер… А я мягкая, нежная. Постоянно хочется тепла и ласки. Особенно рядом с таким мужчиной, как вы, Роман… А Маша сильная. Мы с ней вместе на хирургию пошли. Нас всех в морг водили. Специально группы в полтора раза больше набирали и там отсеивали… Когда у меня нашатырь кончился, я и отсеялась. А Маша сразу включилась. Я видела ее у стола: лежит перед ней труп молодого парня, она одним махом втыкает скальпель в грудину и прямой разрез до лобка. Я так хорошо это запомнила, потому что больше я там не бывала. После этой картинки меня оттуда вынесли и отправили в педиатрию. Вы, конечно, любите детей, Роман? Вы такой добрый, домашний… А твердый характер Маше всегда помогал. Вот мечтала она постоянно за границей жить – и улетела. А я здесь так и останусь… Вот мой дом! Роман, проводите меня до квартиры. Я сама не доберусь. А Наташа вас в машине подождет…
В подъезде знойная женщина Балабанова опять изобразила неустойчивость, что позволило ей обнять Романа за талию. В лифте она легла ему на плечо и торопливо зашептала: «Останься со мной, Ромик. Твоя девочка все поймет. Я же не прошу у тебя вечность. Всего одна ночь. Но я дам тебе столько, что ты никогда меня не забудешь…»
Прощание у входной двери не получилось. Страстная Татьяна Игоревна шустро открыла квартиру и втянула Романа в темный холл. Его молчание в лифте Балабанова восприняла как знак согласия. Не успев даже закрыть дверь, она крепко обхватила его, притянула к себе и ткнулась губами в его лицо.
Роману ничего не оставалось делать, как, вспомнив наставление по самбо, провести «уход от захвата спереди». Далее – прыжок к двери и последняя попытка не разрывать отношения с потенциальной свидетельницей: «Только не сегодня, Татьяна Игоревна. Сейчас я никак не могу. Спешу. Как-нибудь потом».
Лифта Роман не стал дожидаться и скатился по лестнице как на сдаче зачетов по стометровке.
Наташа встретила его спокойно. Только усмехнулась, оценив его взъерошенный вид… Когда машина тронулась, она тихо спросила:
– Приставала?
– Да.
– Предлагала остаться?
– Да.
– Отвязался?
– Да. Выскользнул.
– Молодец… Давай остановимся подальше от дома. Прогуляемся.
Они высадились у метро «Фрунзенская», перешли Комсомольский проспект и неторопливо направились к своему дому. Говорили о пустяках, стараясь не вспоминать последние события. У Романа это получалось с трудом. Он с нежностью смотрел на Наташу, но вдруг ловил себя на том, что вспоминает речи словоохотливой Татьяны Балабановой, или сосредоточенного Олега за рулем, или последний торжествующий взгляд на провожающих Марии Елизаровой… Роман гнал от себя эти мысли и образы. Ему очень хотелось думать только об идущей рядом милой девушке, которую он еще ни разу не поцеловал. Он чувствовал, что при всем внешнем спокойствии Наташа обескуражена наглым напором «старухи»
