Соня остановилась перед входом в Пирамиду. Центральные ворота храма действительно были наполовину завалены камнями и обломками какого-то более позднего строения, но сбоку имелась резная деревянная дверь — вроде тех, что запирали дома Кароса,— и эта дверь была приоткрыта.
Ментаптэ распахнул ее перед Соней:
— Прошу.
Пригнувшись, она вошла и оказалась в полутёмной пыльной комнате, всю мебель которой составляла большая стопка соломенных циновок, сложенная в углу. Соня остановилась посреди комнаты, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Только потом она заметила ржавую лампу, свисающую с потолка, несколько медных и глиняных сосудов в углу комнаты, небольшую жаровенку и десяток книг, из которых высовывались языки разноцветных тканых закладок.
— Вы ученый? — спросила Соня.
— Скажем так, я — любопытствующий,— ответил Ментаптэ.— Чтение старинных книг составляет почти весь мой досуг. Вы можете счесть меня полоумным, однако еще в ранней юности я обнаружил, что обладание знанием дает насаждение подчас более острое, нежели обладание женщиной. Не говоря уж о том, что знание, однажды обретенное, никогда тебя не покинет, в то время как женщина…
— Да,— усмехнулась Соня.— Встречаются такие женщины. Уж кажется, приобрел ее, обладаешь ею — но вот что-то произошло, и поминай красавицу как звали!
Ментаптэ бросил на Соню острый, проницательный взгляд.
— Это вы не о себе ли, моя госпожа?
— И о себе тоже,— улыбнулась Соня.
Ментаптэ нравился ей все больше и больше. Было в нем что-то располагающее к доверию.
— Я мог бы угостить вас вином, но, думается, куда лучше было бы угостить такую прекрасную гостью Пирамидой,— заявил потомок древних жрецов.
— Вы не боитесь, что я сломаю себе зубы о такое угощение? — рассмеялась, наконец, Соня. — Грызть гранит, знаете ли,— занятие довольно утомительное…
Вместо ответа Ментаптэ протянул ей свою тонкую руку, и Соня сжала его пальцы. Влекомая своим новым приятелем, она прошла по комнате и нырнула вслед за хозяином в низкий ход, открывавшийся в стене.
— В обычное время, — пояснил Ментаптэ, — этот ход занавешен циновкой.
Некоторое время они ползли на четвереньках по узкому коридору, но затем оказались огромном зале. Переход от почти гробовой темноты к необъятному простору был таким неожиданным и острым, что Соня задохнулась.
Каменный свод терялся в полумраке где-то высоко над головой. Стены — насколько мог охватить их глаз — были украшены резьбой. Украшены? Скорее изуродованы. Ужасные люстры, искаженные страданием лица, извивающиеся в агонии тела… И повсюду изображение змей.
— Что это? — содрогнувшись, спросила Соня.
Ментаптэ ответил не сразу. Его красивое лицо казалось озаренным каким-то таинственным внутренним светом. В глазах горел исступленный восторг, губы беззвучно шевелились. Скрестив на бурно вздымающейся груди руки, он жадно созерцал зал, буквально упиваясь открывшимся ему зрелищем.
В этот миг Соня безоговорочно поверила всему, что этот странный человек рассказывал о себе. Смотреть на святилище черного Сета такими глазами мог только истинный потомок жрецов этого зловещего божества.
У одной из стен до сих пор стоял алтарь — большой черный камень с желобком для стока крови. Посреди зала находился бездонный колодец — место, куда сбрасывали обескровленные тела жертв, догадалась Соня. Над колодцем вздымались две медные змеи. Их высоко поднятые головы соприкасались, длинные тела перевивали друг друга. Одна голова была змеиной, другая — женской. Женское лицо неземной, страшной красоты глядело на Соню, будто живое. Неожиданно Соне показалось, что статуя моргнула.
— Уйдем отсюда,— сказала Соня нарочито громко, чтобы разрушить царившую здесь тишину.
Ментаптэ вздрогнул, как человек, пробужденный от сна.
— Прошу вас,— обратился он к Соне мягким, ласковым голосом,— не спешите…
— Я хочу уйти,— повторила она.
— Вы не можете уйти просто так… без жертвы;
— Что вы имеете в виду? Я должна прыгнуть в этот ваш проклятый колодец?
— О нет, разумеется, нет. Одна капля крови — вот и все. Коснитесь окровавленным пальцем этого алтаря — Сет сочтет вашу жертву достаточной.
Соня пожала плечами. Спорить с этим безумцем было бессмысленно, а убивать его не хотелось. Было в нем что-то привлекательное, несмотря на всю увлеченность мертвым богом.
— Сет не мертв,— сказал Ментаптэ, внимательно наблюдавший за Соней.
— Что?
Соня была уверена в том, что не имеет привычки размышлять вслух. Во всяком случае, последнюю фразу она явно произнесла про себя. Однако он услышал.
— Никаких чудес,— улыбнулся Ментаптэ.— Нетрудно было догадаться, о чем вы сейчас думаете. Об этом думает любой, оказавшись на вашем месте. Сет — мертвое божество, а этот Ментаптэ, потомок его жрецов, помешан на былой славе своих предков, не так ли?
Чуть смущаясь, Соня кивнула:
— Почти.
— Вот видите. Я не умею читать чужих мыслей… пока.
Соня не обратила внимания на это странное «пока». Ей хотелось как можно скорее покинуть это жуткое место. Она вынула из-за пояса кинжал, чтобы сделать надрез на пальце и покончить с ритуалом, которого требовал от нее Ментаптэ. Но тот вдруг схватил ее за руку.
— Умоляю!..— прошипел он.— Умоляю вас, дайте мне!.. Я — жрец! Я обязан сделать это сам!
Явив недюжинную силу, он подтащил Соню к алтарю и быстро уколол ей палец тонкой золотой иголкой, которую незаметно вытащил из своего тюрбана. Несколько капель крови упало на алтарь и почти мгновенно впиталось в черный камень.
Соня не верила своим глазам. Но следов на камне не осталось. Камень всосал кровь, словно изголодался по теплой влаге человеческой жизни.
— Я ухожу.— Соня решительно вырвалась из рук безумца и направилась к ходу.
Ментаптэ больше не удерживал ее. Он стоял перед черным алтарем, разведя в стороны руки в широких шитых золотом рукавах и подняв голову к одному из изображений змеи, вырезанных на стене. Губы его беззвучно шевелились.
* * *
Как ни удивительно, но ночь Соня провела совершенно спокойно, без сновидений, и проснулась отдохнувшей.
— Может быть, потому, что женщина не должна месяцами спать на голой земле, — ворчала Соня, разглядывая себя в зеркало.
Зеркало было плохонькое, мутное, с трещиной в углу, но его было вполне довольно, чтобы рассмотреть выразительное лицо Рыжей Сони, обрамленное копной огненных волос. Она тщательно расчесала их и заплела в косу, а затем обернула голову тюрбаном.
Было раннее утро. Солнце уже встало, заливая весь Карос яркими лучами. Соня спустилась во двор, желая навестить Подружку, и вдруг замерла. Звериный инстинкт проснулся в ней, настойчиво требуя одного: бежать! Еще ничего не случилось, но Соню охватило предчувствие страшной беды.
Она огляделась по сторонам, машинально хватаясь за рукоять ножа, с которым не расставалась. Но во дворе никого не было.
Спустя миг над городом пронесся низкий гул, и сильный ветер пригнул к земле деревья, громыхнул черепицами крыш, заставил беспокоиться лошадей в конюшне и выть двух бродячих псов, бродивших под забором в поисках объедков.
Соня прижалась к стене гостиницы, стремясь уберечься от ветра, готового, казалось, подхватить ее и завертеть в бешеном вихре. Однако ветер почти сразу стих. И тотчас же над городом начала расти тень.
