сюда принести, надеются, вы себя выдадите, когда его увидите. Решила уж предупредить. Не признавайте его, а то все вы пропали. Они следом идут. Может, мне увести Катрин?
Мамаша Кураж качает головой.
Она знает? Она ведь, наверно, не слыхала про барабаны или не поняла?
Мамаша Кураж. Она знает. Приведи ее.
Иветта приводит Катрин. Та подходит к матери и останавливается. Мамаша Кураж берет дочь за руку. Двое солдат вносят носилки, на которых лежит тело, прикрытое простыней. Рядом шагает фельдфебель. Носилки опускают на землю.
Фельдфебель. Вот тут у нас один покойник, не знаем, как зовут. Надо записать для порядка. Он у тебя тут закусывал. Погляди - признаешь личность? (Поднимает простыню.) Ну как, признала?
Мамаша Кураж отрицательно качает головой.
Выходит, до этого его не видала? Он же у тебя закусывал!
Мамаша Кураж качает головой.
Тащите на свалку, его никто не знает.
Тело уносят.
IV
Мамаша Кураж поет 'Песню о великом смирении'.
Офицерская палатка. Мамаша Кураж ждет у входа. Из палатки выглядывает
писарь.
Писарь. Я вас знаю. Это у вас лютеранский казначей укрывался? Лучше и не суйтесь с вашей жалобой.
Мамаша Кураж. Нет, я буду жаловаться. Потому как я не виноватая, а коли я это дело так оставлю, скажут, что у меня у самой рыльце в пушку. Весь товар в фургоне саблями порубили, да еще ни за что ни про что пять талеров штрафу содрали!
Писарь. Послушайте моего совета - держите лучше язык за зубами. У нас маркитанток нехватка, вот мы вашу лавочку и терпим, пока вы штраф платите рыльце-то у вас в пушку.
Мамаша Кураж. Буду жаловаться!
Писарь. Ну, как знаете. Тогда подождите, господин ротмистр сейчас заняты. (Скрывается в палатке.)
Молодой солдат (врывается, ругаясь). Bouque la Madonne! Где тут этот распроклятый гад - ротмистр? Наградные мои зажилил и сам с бабами пропил! Зарублю!
Пожилой солдат (вбегает за ним). Тихо, ты, дурья голова, заберут!
Молодой солдат. Выходи, ворюга! Я из тебя котлету сделаю! Где мои наградные? Я один в реку кинулся - из всего эскадрона один, - и мне не на что кружку пива выпить!.. Нет моего терпения! Выходи, на месте зарублю!
Пожилой солдат. Пресвятая дева, сам себя парень губит!
Мамаша Кураж. За что это они ему награды-то не дали?
Молодой солдат. Пусти, говорю! А то я тебя порублю, все одно пропадать!
Пожилой солдат. Он коня полковничьего спас, а на водку ни гроша не получил. Молодой еще, порядков не знает.
Мамаша Кураж. Пусти ты его, не собака он, чтобы на цепи держать. Чаевые требовать - дело законное. А то чего ради солдату стараться-то?
Молодой солдат. Того ради, чтобы эта сволочь там пьянствовала. Эй вы, трусы! Я отличился, подавайте мне мои наградные!
Мамаша Кураж. Ты, паренек, на меня-то не ори: мне и без тебя тошно. И, кстати, глотку свою побереги, может пригодиться, когда ротмистр выйдет. А то он придет, а ты уж осип и словечка вымолвить не можешь, и ему тебя в колодки сажать незачем. Крикуны скоро выдыхаются. Поорал полчасика, а больше уж и духу не хватает, впору его спать укладывать.
Молодой солдат. У меня духу хватает, а спать я не хочу. Жрать я хочу. Хлеб из желудей да конопли пекут, да и то не вволю дают, скаредничают. Этот там с курвами мои наградные пропивает, а я голодный хожу. Убить его мало.
Мамаша Кураж. Как же вам тут не голодать? Прошлый год ваш командующий нарочно войско по хлебам пустил, чтобы все вытоптали. Я тогда за сапоги десять гульденов брать могла, только не было ни у кого из вас десяти гульденов, а у меня сапог. Вот ведь не чаял, что ему до нынешнего года тут стоять придется, а пришлось. От этого и голодуха. Оно понятно, что ты осерчал.
Молодой солдат. Что ты мне ни толкуй, а не могу я несправедливость терпеть.
Мамаша Кураж. Это все правильно. Но надолго ль тебя хватит? Долго ли ты не можешь несправедливость терпеть? Час или два? Об этом ты и не подумал, а в том вся и соль. Тошно тебе станет в колодках, если вдруг поймешь, что можешь терпеть несправедливость.
Молодой солдат. И на кой я вас тут слушаю? Bouque la Madonne! Где этот ротмистр?
Мамаша Кураж. Слушаешь ты меня потому, как сам все понял, и вся твоя злость уже выкипела. Да и было-то ее - всего на донышке. А надо бы полный котел, да где взять?
Молодой солдат. Что же, я не в своем праве наградных требовать? Так мне, что ль, вас понимать?
Мамаша Кураж. Наоборот... Только я говорю, злости у тебя маловато, а жаль. Будь ее поболе, я сама тебя б еще науськивала. Сказала бы: руби его, пса этого! А вдруг не порубишь ты его, а только сам хвост подожмешь? Что тогда? Мне-то один на один с ротмистром никак не сладить!
Пожилой солдат. Правду говоришь, мать! Это так, дурь на него нашла.
Молодой солдат. А вот сейчас увидим, зарублю я его или нет. (Выхватывает тесак.) Только выйдет - сейчас зарублю!
Писарь (высовывается из палатки). Господин ротмистр сейчас выйдут. Садись!
Молодой солдат садится.
Мамаша Кураж. Он и вправду сел. Ну, что я говорила? Вот ты уж и сидишь смирнехонько. Они знают, как с нашим братом надо! Прикажут: 'Садись!' - вот мы уж и сидим. А какой тут бунт, сидя-то? Нет, нет, сел, так уж сиди, не вставай уж!.. Меня тебе нечего стесняться, я сама не лучше других, какое там! У всех у нас духу не хватает. А почему? Да потому, что купили они нас с потрохами, и смирились мы. Послушай лучше, я тебе расскажу про смирение наше великое. (Поет 'Песню о великом смирении'.)
Было время - я была невинна,
Я на род людской глядела сверху вниз.
(Я вам не то, что прочие девки: и собой хороша, и работа в руках горит, я в люди выйду!)
Я не знала, что такое 'половина',
И не знала слова 'компромисс'.
(Мне или все, или ничего, мне подавай кого почище! Каждый кузнец своего счастья, можете меня не учить!)
А скворец поет:
Потерпи-ка год!
И, затаив свои мечты,
Со всеми в ряд шагаешь ты.
Увы, приходится шагать
И ждать, ждать, ждать!
Наступит час, настанет срок!
Ведь человек же ты, не бог
Лучше промолчать!
Целый год - ведь это же немало!
Приспособиться приходится и мне.
(Двое ребят на шее, хлеб кусается, ой, только бы дырки заткнуть!)
На коленях я уже стояла
И уже лежала на спине.
(С волками жить - по-волчьи выть, рука руку моет, плетью обуха не перешибешь.)
А скворец поет:
Это только год!
И, затаив свои мечты,
Со всеми в ряд шагаешь ты.
Увы, приходится шагать
И ждать, ждать, ждать!
Наступит час, настанет срок,
Ведь человек же ты, не бог
Лучше промолчать!
Кое-кто пытался сдвинуть горы,
До луны достать, поймать рукою дым.
(Дело мастера боится, смелость города берет, нам все нипочем!)
Но такие убеждались скоро,
Что простая шляпа недоступна им.
(По одежке протягивай ножки!)
А скворец поет:
