Привез он и копья, щиты, лошадиные попоны, туники специально для турниров.
Стоя под струями теплого дождя, Виллем старался не думать о долгах, в которые влезает, приобретая снаряжение не только для себя, но и для Эрика и двух своих мальчиков-пажей. Другие рыцари — те двадцать два, что прибыли из Бургундии, и те тридцать из людей Конрада, что вызвались сражаться на стороне Виллема, — готовы были удовлетвориться лишь вымпелами его цветов, а одеждой и всем прочим обеспечивали себя сами.
Сердечно поблагодарив купца, Виллем предложил устроить его в гостиницу, где Жуглет уже хлопотал, пытаясь сосватать за купца Мюзетту, дочь хозяина.
— Везде-то ты поспеваешь, — беспомощно рассмеялся Виллем, когда до него донесся из комнаты дальше по коридору шум взаимных поздравлений и радостных выкриков.
Из открытого окна пахнуло прохладой. Небо приобрело оттенок серого стекла.
— И всем приношу удачу, — довольно согласился Жуглет. — А ну-ка, давай надевай свою новую шерстяную тунику. Конрад снова приглашает тебя поужинать во дворце.
Купец — поставщик рыцарского снаряжения — прибыл вместе с мгновенно возникающим и так же резко заканчивающимся наплывом людей, который неизменно сопровождал крупные турниры. Невзирая на то и дело начинавший накрапывать дождь, в Селестат хлынули толпы рыцарей со своими оруженосцами и слугами. Сначала оказались забиты все гостиницы, потом все возможное съемное жилье, после чего за пределами городских стен начали возникать лагеря. Со всех сторон в город, в надежде найти временную работу, также стекались представительницы известной древнейшей профессии, и их ожидания оправдывались.
Улицы запрудили крестьяне и лоточники, на разных языках предлагая прохожим свои товары, и от первого до девятого удара колокола продавали все, что душе угодно, — от фальшивых талисманов («зуб, выбитый на турнире из челюсти противника Мишелем из Гарнса!») до поддельных чудес («святой эликсир, который Виллем из Доля выпил перед крестовым походом, чтобы сокрушить неверных!»). Конрад придумал исключительно хитрый ход: в обмен на денежное пожертвование определенного размера в любой валюте каждый гость получал значок с эмблемой империи, который потом можно было отвезти домой и показывать родным и знакомым. А прибывшим из Рима за те же деньги выдавались два значка — второй предлагалось подарить его святейшеству.
В течение двух дней перед турниром Конрад предоставил всему двору возможность окунуться в эту фантасмагорию. Виллем, возвращаясь домой с мессы в соборе Святого Фоя, заметил Жуглета в толпе рядом с лавочкой серебряных дел мастера: тот покупал что-то маленькое, роясь в подозрительной на вид переносной аптечке. Виллем собрался перейти площадь и заговорить с менестрелем, как вдруг услышал поблизости знакомый голос, произнесший с веселым удивлением:
— Так вот где он это берет!
Повернувшись, Виллем увидел королевского посланца, Николаса. Как и сам Виллем, тот, оставаясь незамеченным, следил за манипуляциями Жуглета.
— Берет что? — спросил Виллем.
Николас вздрогнул, но тут же пришел в себя и вежливо поклонился.
— Доброе утро, сударь. — Он кивнул в сторону менестреля. — Я имею в виду пузырек с настойкой, который Жуглет так ревностно охраняет.
— И что в нем? — спросил Виллем.
Если не считать поддразнивания Конрада по этому поводу, никто никогда ни о чем таком не упоминал, но Виллем сам несколько раз замечал, как бережно менестрель охраняет свисающий с пояса маленький кожаный мешочек.
— О, специальная настойка, помогающая сохранить красоту голоса, — тоном специалиста объяснил Николас. — Так, по крайней мере, говорят.
С этими словами посланец растворился в направлении улицы Пекарей. Виллем решил напрямую расспросить Жуглета, но, когда повернулся к повозке аптекаря, музыканта уже и след простыл. Почти сразу же со стороны Чугунного переулка послышался знакомый хрипловатый тенор, воспевающий достоинства Виллема из Доля. Виллем торопливо зашагал прочь, через зеленной рынок.
Кроме лоточников с их подозрительным товаром повсюду теснились музыканты, акробаты, предсказатели и жонглеры. Они буквально заполонили все улицы и переулки от ворот до ворот, в том числе и те, которые вели к замку. И разумеется, не обошлось без бродячих проповедников и клянчивших деньги безумных религиозных фанатиков. Втискиваясь в самую гущу толпы, они призывали на головы грешников небесную кару. Бани в бедных кварталах ломились от народа, сточные канавы воняли сильнее обычного. Продовольствие дорожало не по дням, а по часам даже в той гостинице, где остановился Виллем, так что он был благодарен Конраду за регулярные приглашения к королевскому столу — ради этого стоило лишний раз вскарабкаться на гору.
Жуглет воспевал имя и дела славного рыцаря из Доля — и на переполненных улицах, и в лагерях за пределами городских стен. Кроме того, он неутомимо пытался наладить личную жизнь Виллема: в домах, где собирались представители знати и рыцарства, он подстраивал ему встречи с привлекательными молодыми дамами. Не прошло, впрочем, и дня, как Виллем трижды продемонстрировал свою феноменальную неспособность флиртовать. Это, однако, ничуть не охладило пыл Жуглета в его стремлении подобрать другу кого-нибудь побогаче и посимпатичнее («Сам понимаешь, не для женитьбы, — объяснял Жуглет Виллему, — а просто для того, чтобы, когда мне и моим собратьям по ремеслу придет пора обессмертить в балладах твои деяния, можно было представить тебя блестящим кавалером»).
Кроме того, менестрель взял под свой контроль распорядок Виллема. Он настаивал на том, что в оставшиеся два подготовительных дня тот должен все время быть на виду. К этому времени, куда бы они ни шли, в разговорах то и дело упоминалось имя рыцаря из Доля, что породило шуточное разногласие между ними. С точки зрения Виллема, громкая шумиха, поднятая вокруг него Жуглетом, ни к чему хорошему привести не могла, а для Жуглета, напротив, достигнутая известность служила подтверждением того, что его усилия не пропали даром.
Утром накануне турнира, однако, возникло непредвиденное осложнение — как следствие столь безудержного прославления.
Туман и солнце без особой любви, но соединились, породив в итоге насыщенное тяжелой влагой утро. Конрад явился посмотреть, как будет протекать тренировка оруженосцев. Королевская свита к этому времени разрослась до колоссальных размеров: ее пополнили множество старых друзей Конрада, явившиеся в город специально ради турнира и расхаживающие повсюду в украшенных королевской символикой нарядах. Посланец Николас, незаметно соскользнув с заполненной народом зрительской платформы, переместился поближе к тренировочной площадке и уселся на землю рядом со своим товарищем по вечному подшучиванию над всем и вся, Жуглетом. Они шепотом обменивались неприличными остротами по поводу почти каждого юноши на поле, периодически разражаясь таким громким хохотом, что их несколько раз одергивали — сначала Виллем, а под конец и сам Конрад. После королевского выговора друзья пару минут с усмешкой смотрели друг на друга, сохраняя демонстративное молчание, а потом Жуглет вновь обратил взор на поле.
Через некоторое тщательно отмеренное время Николас притронулся к руке Жуглета тем особым легким и нежным жестом, к которому молодой красавец менестрель, к сожалению, привык. Но от Николаса это исходило впервые.
Пораженный, Жуглет сверкнул взглядом на посланца.
— Николас…
Тот убрал руку и с невинным видом положил ее на сухую красноватую землю.
— Прошу прощения, ошибся, — спокойно сказал он и тут же с головой ушел в созерцание тренировки.
Жуглет, который был слишком удивлен, чтобы просто так оставить эту тему, произнес твердо, но с легким оттенком тревоги:
— Ты же знаешь, что я не…
— Я знаю, что ты был не… — поправил его Николас. — Мне показалось, что мелодия переменилась. С недавнего времени.
Жуглет, не понимая, смотрел на него.
