каждого стука в дверь дебит увеличивается, цифры нарастают. В любом случае ему никогда не нравилось, что дети стучат в дверь и приходят в дом. v — Нет звука хуже звонка в дверь, — ворчал он.
Поэтому теперь мои родители просто удаляются на свои обычные места — отец в берлогу, где уединяется, а мать ест печенье в темноте, чтобы никто не подумал, что они дома.
Когда мы направлялись в подвал после ужина, к дверям подошла группа детей.
— Где ведьма? — повторяли они.
— Здесь нет ведьм, — спокойно ответила миссис Кайн. — В этом доме живут только принцессы.
Я посмотрел на Анну, но она вела себя так, словно никто не произнес ни слова.
Подвал
Рядом с кухней находилась дверь, за которой начинались ступеньки, ведущие в подвал дома Каинов. Мы впервые спустились туда вместе с мистером Каином после ужина. Там практически ничего не было, и подвал находился как бы отдельно от остального дома. Там можно заранее услышать, что кто-то приближается. Поэтому никто не мог появиться неожиданно и застать нас врасплох.
Мы спустились по ступеням в большую комнату, размером примерно сорок на сорок футов, и практически квадратную. Только у самой лестницы имелся небольшой отсек, в котором располагался бойлер и остальное оборудование, необходимое для обеспечения отопления и горячей воды. Почти у самой лестницы стоял старый большой стол, а у стены — видавшая виды старая коричневая кушетка. В другом конце подвала была еще одна кушетка, ее разместили у печки, которую топили дровами. Из подвала имелся выход прямо на улицу. Требовалось подняться на несколько ступенек — и вы оказывались под деревянным навесом в задней части дома. Этот выход вел во двор. Двор спускался к улице.
Мистер Кайн провел нас мимо груды коробок, оставшихся после переезда, мимо старого телевизора, который они поставили у стены отсека с бойлером. Это был единственный телевизор в доме.
— Он цветной? — пошутил я.
— Он цветной, да, папа? — спросила Анна.
Мистер Кайн засмеялся, мягкие черты лица внезапно стали зловещими, и я увидел человека, способного сломать кому-то запястье и повредить плечевой сустав. Анна больше не произнесла ни слова, пока он не оставил нас в подвале одних.
— У нас шесть телевизоров, — сказал я. — По два для каждого. Мне кажется, что у нас постоянно работает, по крайней мере, один. Не бывает, чтобы все были выключены.
Мистер Кайн, тем временем, направлялся в конец комнаты.
— Это мое рабочее место, — сказал он.
Он имел в виду длинную столешницу, возможно, в восемь футов длиной. Под ней располагались четыре шкафчика с дверцами и ряд из четырех ящиков — один над другим. Сверху располагались еще два шкафчика с дверцами и несколько гнезд для бумаг различных размеров. Справа от рабочего стола стену покрывала доска с крючками, на которых в беспорядке висели инструменты. Поверх стола лежали другие инструменты, рыболовные снасти, пустые ружейные патроны, а также несколько старых радиоприемников и радиодетали. Рядом со столом располагался станок для изготовления ружейных патронов. На самом столе, в углу, стоял коротковолновый радиоприемник. Он представлял собой просто маленькую серую коробочку с несколькими шкалами.
— Мне нельзя держать его наверху, — сказал мистер Кайн.
Он включил приемник, а потом стал терпеливо перемещать движок по шкале, пока не нашел какую-то передачу, которая его заинтересовала.
— Это гораздо лучше передач на средних волнах, к которым ты привык, — заявил он. — Диапазон здесь очень широк, примерно в двадцать раз больше, чем средневолновый. Здесь есть все — от новостей до музыки, этой частотой пользуются радиолюбители, корабли береговой охраны, коммерческие авиалинии. На ней ведут переговоры военные. Можно слушать передачи со всего света.
У него имелся блокнот, туда он записывал частоты станций, которые ему понравились. Он также отмечал время, когда он их слушал. Мистер Кайн посмотрел в записи и настроил радиоприемник на передачу из Кувейта, затем на Алжир. Я ничего не понимал, но он явно наслаждался. В эти минуты он очень напоминал Анну — слова лились потоком, энтузиазм был заразителен. Мистер Кайн не пытался что-то мне навязывать, он просто думал, что занятие мне понравится точно так, как нравилось ему. Вначале я не видел никакой привлекательности, но затем мистер Кайн переключился на станции, передачи которых очень напоминали записи на диске. Может, это были те же самые станции, которые повторяли старые программы. Звуки напомнили голоса из открытого космоса, пытающиеся нам что-то сообщить. Некоторые из них были счастливыми голосами, другие напоминали звуки машин, а третьи будто бы просили, чтобы хоть кто-то их понял.
— В мире столько звуков, — сказал мистер Кайн. — И никто не знает, что все они означают.
— А вы когда-нибудь отправляете ответные послания? — спросил я.
— Нет, здесь только односторонняя связь, — ответил он. — Мой аппарат работает только на прием. Но у меня есть приятель, который способен и передавать сообщения. Мне же нравится слушать.
— А мы можем послушать вашего приятеля? Мистер Кайн проигнорировал меня и снова стал искать известные ему радиостанции. На каком-то этапе демонстрации работы радиоприемника Анна отошла от нас и села на кушетку. Мистер Кайн послушал приемник еще несколько минут, повернулся ко мне и сказал:
— Тебе следует подумать о приобретении такого радиоприемника.
— Может, и приобрету, — ответил я.
Не знаю, в самом ли деле я имел это в виду, когда говорил. Просто хотелось продемонстрировать вежливость. Мистер Кайн кивнул и направился к лестнице. Он оставил дверь на кухню открытой. Я присоединился к Анне на кушетке.
— Сколько времени он проводит здесь?
— Не столько, сколько ты подумал, — ответила она. — Он хотел, чтобы ты посчитал, будто он все время сидит здесь. Но на самом деле это место очень хорошо подходит для того, чтобы от него отделаться.
В последующие месяцы мы провели в подвале много времени. Анна обычно выключала свет, мы ложились на кушетку и слушали, как мир идет к нам по радиоволнам. Звуки одурманивали, от них иногда кружилась голова. В подвале стояла почти кромешная тьма, если не считать холодного света, падающего от шкал коротковолнового приемника, и красного свечения из небольшой топки. Мы обычно слушали сообщения, которые гипнотически, ритмично и монотонно вплывали в комнату. Я особенно запомнил одну передачу. Это был женский голос, который медленно, спокойно повторял:
— Seis, siete, tres, siete, сего…
Анна приблизилась ко мне в темноте. Я чувствовал, как она пытается меня найти, но не хотел ей помогать. Я ждал, когда она сама найдет меня. Она провела рукой у меня по груди, а затем медленно повела ее верх, к моей шее и подбородку. Девушка прижалась ко мне и держала мой подбородок в руке, пока ее губы не нашли мои. Женщина все еще повторяла по радио «seis, siete, tres, siete, сего» снова и снова.
— Разве тебе не хочется узнать, что это значит, или откуда идут эти сигналы и почему мы их слышим? — спросил я.
— Почти также интересно не знать, — ответила Анна. — Если бы ты представлял, что все это означает, это могло бы оказаться не таким интересным и не таким завораживающим. Именно то, чего не знаешь, и завораживает. Часто весь интерес заключается в таинственности, а не в чем-то еще.
Мы еще немного послушали, а затем Анна прошептала мне в ухо:
— Давай придумаем шифр.
Молочный коктейль
