— Кажется, я догадываюсь, что это у Фуллера было за «базовое открытие».
Я насторожился:
— Правда?
— Точно. Готов поспорить, здесь дело главным образом в его отношении к субъективным реагирующим единицам в симуляторе. Если помнишь, он очень часто называл их не иначе как «настоящие люди».
— Но он же так просто подшучивал.
— Неужто? Я помню, как он сказал: «Черт возьми! Для этого устройства мы не будем программировать никакие аналоги опрашивателей».
Я объяснил:
— Он планировал устроить все так, что в нашей машине нам не понадобятся аналоги опрашивающих единиц для исследования общественного мнения. Он разработал другое — систему аудиовизуальных стимулов, таких, как постеры, буклеты, видеоролики. Мы наблюдаем за реакциями с помощью специальных микросхем, регистрирующих мысли.
— Но почему в искусственном мире Фуллера не должно быть опрашивателей? — спросил он.
— Потому что в реальности система без них эффективнее. И мы таким образом получаем подлинную картину поведения общества минус раздражающий фактор устного опроса общественного мнения.
— Это лишь теория. Но вспомни, сколько раз ты слышал, как Фуллер заявлял: «Я не намерен подвергать мой маленький народ домогательствам со стороны проклятых приставал»?
Эти слова не были лишены основания. Даже я подозревал, что Фуллер вообразил, будто индивидуальные единицы, которые он программировал для своего симулятора, обладают по-настоящему высоким уровнем сознания.
Коллингсворт развел руками и улыбнулся:
— Я думаю, «базовое открытие» Фуллера заключалось в том, что его реагирующие единицы — не просто оригинальные микросхемы в электронном симуляторном комплексе, а реальные живые мыслящие личности. Я уверен, что он считал, будто они действительно существуют. Может быть, это так и есть, но пребывают они лишь в отдельном, солипсическом мире и совершенно не подозревают, что их прошлый опыт был синтезирован и что их вселенная отнюдь не представляет собой нормальную, твердую, материальную вселенную.
— Но ты сам не веришь в подобные…
В его веселых глазах плясал отблеск от зажигалки, лежащей рядом на стойке.
— Молодой человек, я — чистый психолог, последователь бихевиоризма. И по части философии я твердо придерживаюсь этой линии. Но вот ты, Фуллер и другие электронщики, занимающиеся симуляторами, — странные типы. Когда вы начинаете смешивать психологию с электроникой, да еще впрыскивать в эту смесь умеренные дозы кондиционирования вероятности, вы приходите в итоге к чрезвычайно экстравагантным убеждениям. Ну вот вы никак не можете вводить в машину людей, не принимаясь при этом размышлять об основной сущности людей и машин.
Наша дискуссия начала уходить куда-то не в ту степь. Я попробовал вернуть ее в прежнее русло.
— Я не согласен с твоим предположением о «базовом открытии» Фуллера. Потому что думаю, что это открытие — то же самое, о чем мне пытался рассказать Линч.
— Линч? Кто это такой?
Я замолчал. Затем я улыбнулся, осознав, что он, наверное, каким-то образом слышал, как Джинкс Фуллер сказала, будто не знает никакого Линча. А теперь и Коллингсворт решил немного пошутить.
— Серьезно, — продолжил я. — Если бы я не поверил словам Линча, что Фуллер располагал каким-то секретом, я не пошел бы в полицию.
— Линч? Полиция? О чем ты говоришь?
Я начал подозревать, что он, возможно, не шутит.
— Эвери, я не в том настроении, чтобы устраивать дурацкие розыгрыши. Я говорю о Мортоне Линче!
Он упрямо затряс головой:
— Я такого не знаю.
— Линч! — почти прокричал я. — Ответственный за безопасность в компании!
Я показал пальцем на бронзовый кубок, стоявший на полке.
— Вон тот Линч! Его имя выгравировано на этом кубке, врученном ему, когда он победил тебя на соревнованиях по стрельбе в прошлом году!
Коллингсворт помахал рукой, и к нам подошел Хромоногий.
— Будь добр, сообщи мистеру Холлу, кто был у нас шефом внутренней безопасности в течение последних пяти лет.
Хромоногий ткнул большим пальцем в направлении хмурого мужчины среднего возраста, сидящего на табурете с краю:
— Джо Гадсен.
— А теперь, Хромоногий, передай мистеру Холлу этот кубок.
Я прочитал надпись: «Эвери Коллингсворт. Июнь 2033».
Все помещение наклонилось и завращалось, а едкий запах табачного дыма, казалось, накатился на меня волной и окутал со всех сторон. Музыка звучала все тише и тише, и последним, что я помню, было то, как я пытался ухватиться за стойку, чтобы не упасть.
Наверное, я все-таки потерял сознание не полностью, потому что следующим эпизодом, который я вспомнил, было то, как я столкнулся с каким-то человеком у входа на самую медленную пешеходную ленту. Меня отбросило назад, и я оперся плечом о стену дома… в нескольких кварталах от табачного притона.
По-видимому, со мной случился новый приступ, но во время него я вроде бы немного владел собой. Эвери, скорее всего, даже не заметил, что со мной было что-то не так. И вот я стоял, внезапно снова обретя сознание, потрясенный и дрожащий, и пристально вглядывался в темнеющее вечернее небо.
Ощущая полную беспомощность, я подумал о Линче, о его имени на кубке, о рисунке Фуллера. Действительно ли они исчезли? Или же я все это только вообразил? Почему мне казалось, что порядок и здравый смысл вокруг меня начинают вдребезги разлетаться?
Я прошел на переходную платформу, чтобы перебраться на противоположную сторону улицы. Движение здесь было очень небольшое, и возле ближайшей посадочной площадки не наблюдалось ни одного идущего на посадку аэромобиля. Но только до тех пор, пока я не приблизился к площадке на двадцать футов.
В этот момент сверху, из сгущающихся сумерек, стремительно вырвалась летающая машина с воющей сиреной. Вероятно потеряв управление, она, сильно трясясь, сорвалась с направляющего электромагнитного луча и понеслась прямо на меня.
Я ринулся на быструю пешеходную ленту. Быстрое движение ленты едва не швырнуло меня назад прямо под падающий аэромобиль, но я удержался и сумел в конечном итоге сесть и оглянуться назад.
Аэромобиль автоматически остановился благодаря воздушной струе, которая задержала машину в одном дюйме от проезжей части.
Если бы я не отскочил, то сейчас вряд ли уже можно было бы опознать мои останки.
Глава 4
Вплоть до раннего утра мой мирный отдых портила череда кошмаров, в которых все, что я брал в руки, тут же рассыпалось. В итоге я проспал подъем, и мне пришлось отправляться на работу, не позавтракав.
Однако по пути в центр города я летел, избегая уровней с интенсивным движением, из-за чего двигался с задержками, в то время как мои мысли вновь и вновь возвращались к едва не случившейся прошлым вечером катастрофе. Вписывалось ли это происшествие в общую картину? Неужели воздушная
