Тогда же, в середине июня 1941 года, качество лучших образцов советских боевых машин, вне всякого сомнения, было выше. Но... иметь лучшее оружие еще не значит суметь им лучше воспользоваться...
Теперь о численности. В. Суворов говорит о 24 ООО советских танков. Но, во-первых, их было чуть более двадцати трех тысяч, а во-вторых, в приграничных округах в двадцати механизированных корпусах армий прикрытия и окружного подчинения находилось 10 150 танков. Многие тысячи боевых машин были разбросаны на огромном пространстве от Дальнего Востока до Закавказья. Танки армий второго эшелона сумели вступить в приграничное сражение в лучшем случае на его завершающем этапе, когда от большинства мехкорпусов, принявших на себя первый страшный удар, остались одни лишь номера. Из этих 10 150 танков насчитывалось: КВ — 508, Т-34 — 967, до шестисот Т-28, несколько десятков Т-35, не менее пяти тысяч танков БТ различных модификаций, немало легких Т-26 и значительное число боевых машин других марок42.
В свою очередь, «для нападения на Советский Союз немецкое командование сосредоточило в 17 танковых дивизиях около 3350 танков и штурмовых артустановок, в том числе 1698 легких: около 180 Т-1, 746 Т-11 и 772 38(1). Средних танков было 1404: 965 Т-Н1 и 439 Т- 1У43. Остальные — 250 штурмовых орудий»44.
Так что говорить о
преимуществе в танках не приходится. В лучшем случае, в приграничных сражениях соотношение было 3:1.
И еще одна «аксиома», предложенная Суворовым: «На 21 июня 1941 года у Сталина 24 000 танков.
Вопрос выпускнику трехмесячных курсов младших лейтенантов: какое преимущество должен иметь наступающий? Ответ: трехкратное.
Правильно. Следовательно, для нападения на Сталина Гитлер должен был иметь 72 000 танков.
...У наступающего Гитлера 3350 танков, следовательно, обороняющемуся Сталину для равновесия надо было иметь 1127 танков.
У Сталина танков было в 21 раз больше, чем это необходимо для обороны»40. Далее автор развивает свою мысль. Сталин, оказывается, потому и прозевал удар вермахта, что видел всю «неготовность» Гитлера к войне, знал, что не обладал последний трехкратным превосходством в танках, а без этого якобы «нападение превращается в авантюру»47.
Позволю себе с этим не согласиться. Во-первых, вермахт использовал
методы ведения войны, которые до определенного этапа позволяли ему добиваться быстрых тактических успехов. Массирование сил и средств на направлении главных уларов позволяло немцам создавать и более чем трехкратное превосходство, но не вообще по фронту, а лишь там, где требовалось. Вермахт образца 1941 года
выполнять масштабные задачи. Танковые группы с легкостью прорвали нашу оборону на флангах Западного фронта, и... наше преимущество в танках перестало иметь значение. Зажатые в котле мехкорпуса подвергались непрерывному воздействию артиллерии и авиации, а прорвать н контратаках немецкие заслоны на дорогах
мы
еще не умели.
На Юго-Западном фронте, где об окружении главных сил и речи поначалу не было, решающую роль сыграли двухлетний опыт войны и авиация противника.
Так что немцам вовсе незачем было иметь трехкратное превосходство в панках. Думается, куда большее влияние на ход приграничного сражения оказало их почти двукратное превосходство в живой силе48.
А во-вторых, откуда Сталин мог знать,
если мы и сейчас не знаем этого наверняка? Он знал другое. Немцы напали на англо- французов, имея куда меньше танков и авиации, и... все было кончено через три недели.
Много чего написал о боевых машинах В. Суворов. Но с одной его фразой нельзя не согласиться. «Гитлер, несомненно, имел великолепную армию и вооружение. Но давайте признаемся хотя бы самим себе: в решающей области — в тяжелом танкостроении — у Сталина степень готовности к войне была чуть выше, чем у Гитлера»49.
Признаюсь, это правда.
Но из этого вовсе не следует, что Сталин, ради победы мировой революции, рискнул бы поставить на кон личную власть. Не следует, что он «создал» Гитлера и точно просчитал все его будущие удары по Европе. Не следует, что мы готовились нанести 6 июля 1941 года превентивный удар.
Из этого даже не следует, что на поле боя мы оказались бы сильнее немцев.
Примечания
1
Все же, думается, это не так. Ведь если в танковом парке вермахта к началу войны
не было образцов, равных по силе КВ, то превосходство немецкой авиации и автоматического оружия сомнений не вызывает. Нелишне вспомнить, что немецкий пулемет МО-34, после весьма незначительной доработки, стоит на вооружении бундесвера и поныне! Но будь мы оснащены и лучше, согласитесь, из этого вовсе не следует, что Сталин собирался напасть на немцев первым. Не следует даже, что в бою Красная Армия оказалась бы сильнее. Впрочем, она и не оказалась.
2
Вдумайтесь, читатель. Одними лишь этими строчками В. Суворов подписывает своей «теории» смертный приговор. Ведь его утверждение о том, что большинство танков (а это и все БТ, и А-20, и Т-29) могли воевать лишь на территории Германии, а на границе оказались бесполезны и «брошены», по сути, означает другое — бронетанковые войска РККА
способны были противостоять противнику, лишь если бы последнего удалось застать врасплох, лишь если бы фашисты
отступили на 400—600 километров, лишь если бы «бэтушки» вырвались на автострады. Это можно понять и так, что в равной борьбе, «вне дорог» мы вообще не имели шансов! О каком же потенциале «великолепных» танков БТ, о каком техническом превосходстве речь? Зная Сталина, его дьявольскую осторожность и предусмотрительность, можно ли предположить, чтобы он решился напасть на немцев со столь сомнительными (следуя рассуждениям В. Суворова) надеждами на успех? Один лишь заданный самому себе вопрос должен был его остановить: а если немцев застать врасплох не удастся, что тогда? Впрочем, столь судьбоносные решения не могут, конечно, быть продиктованы быстроходностью легких, морально устаревших танков. Куда более важные факторы играют при этом определяющую роль.
Ледокол, с. 28, 29.
Танки БТ, с. 21.
5
Мне-то думается,
Вы читаете Новейший АНТИ-Суворов
