Морт слишком утонченная, чтобы говорить очевидное. Но несказанное повисло в воздухе.
— Ему просто нужна сила, — возразила я. — И не обязательно она должна быть твоей.
— Если бы у него был слуга-человек или подвластный зверь, то да, но у него их нет, — сказала Белль, и в ее тоне звучало удовлетворение, которое она не могла или не считала нужным скрыть. — Он одинок, и привязать себя ко мне снова — для него единственный выход, если он не хочет провести остаток вечности в том виде, в котором он сейчас.
Нотка удовлетворения перешла в садизм, а Белль и глазом не моргнула.
— Его нельзя так оставить, — не выдержал Ричард. На его лице была написана жалость, но еще больше — ужас. — Быть привязанным к Белль Морт не хуже, чем это.
— Если бы когда-нибудь бывал в ее объятиях, — заметил Жан-Клод, — ты бы не был так скор в суждениях.
Ричард посмотрел на него, на Ашера, на Белль Морт.
— Я не понимаю.
— Да, не понимаешь, — ответила ему я. Поглядев на него и чуть коснувшись его руки, я сказала: — Представь себе, что ты навечно связан с Райной.
Отвращение, неприятие мелькнуло на его лице — он не успел скрыть этого. Я все еще несла в себе кусочек мунина Райны, ее духовную память. Она была сексуальной садисткой, но при этом яростно защищала тех самых людей, которых мучила. Ей бы не помешала серьезная психотерапия, но кончилось тем, что получила она только серебряные пули. Я никогда не испытывала угрызений совести по этому поводу. Как это ни забавно.
Ричард кивнул:
— Это я понимаю, но... — он беспомощно показал в сторону Ашера, — это же не...
Кажется, у него не хватало слов.
Я его понимала. У меня не было слов, чтобы выразить свои мысли насчет того, что такова будет судьба Ашера на ближайшие несколько сотен лет. Мысль невыносимая. Просто невыносимая. Но я не могла заставить Белль дать ему энергию, не привязывая нитей. Такова природа энергии вампиров, что к ней всегда привязаны нити. Она предназначена, чтобы привязывать вампира к его создателю, а через посредство создателя — к Совету, ко всей иерархии их мира. Если кто-то никому не принадлежит, все развалится на части. Бывают оборотни без хозяина, но не вампиры. Бывает, что вампиры теряют своего мастера, но тогда они вынуждены искать нового мастера, приносить обеты крови, находить того, кто будет ими править. По-настоящему низший вампир может даже умереть, если нет мастера, которому он подчиняется. Просто заснуть на рассвете и не проснуться снова.
Все это я знала. Знала все, и мне было все равно. Я ощущала даже не мысль — волю Ашера. Он бы предпочел этому состоянию быструю смерть. Как и возвращению к Белль в рабство — тоже.
Я встала рядом с ним на колени — быструю смерть я могла ему дать. О смерти я знаю все. Неуверенной рукой я потянулась к нему. Трогать его я не хотела, не хотела ощущать под пальцами, во что превратилась когда-то живая кожа. Не хотела, чтобы последнее о нем воспоминание осталось таким. Но я терпеть не могу трусости, почти ничего так не ненавижу, как ее. Если Ашер может перенести заключение в это тело, я могу перенести последнее прикосновение к нему.
Я положила руку на его лицо — бережно, нежно, неимоверно нежно. Кожа ощущалась как бумага, сухая и ломкая. Страшно было, что, если нажать, пальцы пробьют ее, как неосторожно взятую страницу древней книги.
Я забыла, что любые вампирские силы при прямом контакте действуют сильнее. Только что я едва слышным касанием трогала это лицо, а в следующий момент свалилась поперек его тела и забилась в судорогах воспоминания об оргазме, испытанном под ним.
Чьи-то руки схватили меня, оторвали от Ашера, и я отбивалась, въехала локтем кому-то в пах. Руки не отпустили, но откуда-то издалека я услышала свое имя — «Анита, Анита, Анита!» — снова и снова.
Я заморгала, и это было как пробуждение, но я знала, что не закрывала глаз. Руки Ричарда держали меня, но стоял он так, что видно было, как ему больно.
Я открыла рот, чтобы извиниться, но получилось не извинение:
— Зачем ты нас остановил?
— Я боялся, что ты его раздавишь.
Глядя в его искреннее лицо, я знала, что он говорит, что думает. Разве я секунду назад не боялась проткнуть кожу Ашера пальцем? Только теперь я почему-то знала, что этого не случится. Знала, что он куда более вынослив сейчас, чем кажется.
Жан-Клод подошел ко мне, и по выражению его лица я поняла: он сообразил то, чего не сообразил Ричард. Но Ричард в мертвецах не разбирается — не его профиль. Жан-Клод коснулся моего лица бережно, будто боялся, что я сломаюсь.
— Он питался от тебя. От твоих воспоминаний о нем.
— Да, — кивнула я.
— Скольким же вампирам ты можешь служить? — спросила Белль. Очевидно, не один Жан-Клод заметил.
Я поняла: она думает, что Ашер поставил мне метку, но этого, строго говоря, не было.
— Он не ставил мне метку, Белль, если ты об этом.
— Тогда как же он может питаться от твоей силы?
— Сюрприз, — сказала я. — Наверное, Жан-Клод — не единственный вампир, который приобрел новую силу.
— Это невозможно.
— Но это правда, — сказала я и не пыталась скрыть торжества в голосе. Она нам теперь не нужна. Она нам и на фиг не нужна.
Ричард все еще держал меня за руки. Я посмотрела на него:
— Ричард, отпусти меня.
Он нахмурился. Либо он не понял, либо не хотел отпускать.
— Пожалуйста, Ричард, отпусти меня, — повторила я помягче.
Он метнул взгляд на Ашера, лежащего у стены, все еще почти мертвого с виду.
— В последний раз, когда мы с тобой об этом говорили, Анита, у тебя было то же правило, что у меня. Никто тобой не кормится.
Он смотрел, что осталось от красоты Ашера, а я изучала его лицо. Хотела увидеть в этом взгляде что- то, к чему можно обращаться, объяснить, но не знаю, был ли в нем кто-то, кто мог бы понять.
— Если я не дам ему кормиться, Ричард, он останется таким, как сейчас. Не умрет. Не разложится. Он просто будет существовать.
Ричард оторвал взгляд от Ашера и посмотрел на меня.
— Он не брал у тебя кровь.
— Это скорее как питание энергией, как ardeur.
До меня вдруг дошло, что Ричард может не знать: Ашер по-настоящему был в моей постели. В прошлом мне не одного мужчину приходилось выдавать за своего бойфренда или любовника, чтобы обмануть врагов. Ричард мог сейчас думать, что это тоже игра. Но сейчас не время было объяснять все неаппетитные подробности. Будет потом время узнать, что имел в виду Ричард, когда в джипе он сказал мне в уме, что ему все равно, с кем я сплю, потому что мы больше не встречаемся. Если он говорил не от души, то новости об Ашере могут его расстроить. Но это в любом случае подождет.
Он все еще не отпускал моих рук:
— Ты до этого давала Ашеру на тебе кормиться?
Не знаю, что бы я ответила, потому что он сразу отпустил мои руки и медленно потянулся к моему подбородку. Я знала, что он хочет, и не могла помешать. Ричард повернул мне голову в сторону и обнажил укусы вампира на шее.
— Когда ты начала делиться кровью?
— Прошлой ночью.
Он отпустил руку, и я заглянула ему в глаза. Одного взгляда хватило. Он, как и я, считал секс меньшим злом. Проблема здесь та, что если что-то — меньшее зло, то есть что-то другое, что уже большее зло.
