Он посмотрел на меня, и на этом красивом лице собралась упрямая складка. — И я вполне уравновешен.
Я не стала с ним спорить. Ашер неуравновешен, склонен к срывам, и ничего тут не сделаешь.
— Ладно, но наша проблема в том, что Мюзетт умеет чуять ложь. Она меня спросит, мой ли ты, я скажу «да», и она мне не поверит. Не поверит потому, что я не до конца верю в это сама. Ты не полностью мой. Еще все слишком ново, чтобы я ощутила это по-настоящему, и она учует. Она загоняла меня в угол, выискивая новый способ спросить, трахаюсь ли я с тобой, и почти загнала.
Я покачала головой и не ощутила привычного касания волос к коже. Потрогав голую шею, я почувствовала свою уязвимость.
— Если это у тебя только на то время, пока они у нас, то я понимаю, — сказал Ашер.
— Нет, черт побери, нет! Это потому, что мы с тобой не совокупились.
Ашер поглядел на меня, поднял глаза на Жан-Клода.
— В этом она очень американка. Если вы не совокупились, значит, секса у вас не было. Очень американская точка зрения.
— Я залил ей всю спину семенем, и это не считается?
Я покраснела так внезапно, что голова закружилась.
— Послушайте, нельзя ли сменить тему?
Жан-Клод тронул меня за плечо, и я отдернулась. Мне отчаянно нужно было, чтобы кто-нибудь меня обнял в утешение, и потому я не могла, чтобы это был он. Понимаю, что звучит бессмысленно, но все равно правда.
Я прекратила уговаривать себя не быть собой и попыталась действовать с тем, что есть. Да, я — путаница противоречий. А разве не каждый таков? Хотя, надо признать, у меня это на волосок больше проявляется.
Я отошла от него, от них обоих, но при этом еще и от огней, ближе к поджидающим озерам темноты. И я спросила, не оборачиваясь, будто не решаясь повернуться к темноте спиной:
— А почему тут тарелки на полу?
Жан-Клод пододвинулся ко мне, грациозно вышагивая в своих изумительных сапогах, развевая полы камзола, блестя вышивкой в свете газа. Синяя рубашка будто выплывала из тьмы, выделяя его лицо к моему почти болезненному вниманию, подчеркивая его истинную красоту. Конечно, он на этот эффект и рассчитывал.
Казалось, голос его заполняет пещеру теплым шепотом:
— Не тревожься, ma petite.
— Перестань, — сказала я и тут заметила, что повернулась спиной к темноте. Повернулась лицом к Жан-Клоду, как подсолнух к солнцу, повернулась, потому что не могла на него не смотреть. Дело было не в вампирских приемах, а в его воздействии на меня. Он почти всегда производил на меня такое действие.
— Что перестать? — спросил все тем же голосом — теплым и мирным, как пушистое одеяло.
— Действовать на меня голосом. Я тебе не туристка, которую надо умасливать красивыми словами и подходами.
Он улыбнулся и слегка поклонился.
— Non, но ты нервничаешь, как туристка. Не похоже на тебя — быть такой... нервозной.
Улыбка исчезла, сменившись слегка нахмуренными бровями.
Я потерла руками плечи, сожалея, что на них шелк и бархат. Мне надо было коснуться собственной кожи — своими руками. В пещере было прохладно, и длинные рукава были нужны, но больше нужен был контакт с кожей.
Я взглянула на громоздящийся наверху свод, и оттуда будто давила темнота, нависая над светом газа, стискивая края световых пятен, как темная ладонь.
— Темно, — сказала я наконец, вздохнув.
Жан-Клод встал рядом. Он не потянулся ко мне, потому что я бы сразу отодвинулась — я научила его осторожности. Он глянул на потолок, потом снова мне в лицо.
— И что из этого, ma petite?
Я покачала головой и попыталась выразить это словами, обнимая себя за плечи, будто так могла удержать тепло. На мне был крест. Серебряная цепь спускалась по шее в щедрую природную ложбину, открытую низким вырезом платья. Сам крест был закрыт черной ленточкой, чтобы не выпал, когда не надо. После недавних визитов Белль и Милейшей Мамочки я не собиралась никуда выходить без освященного предмета. Не знаю, что мог значить секс с Жан-Клодом или любым вампиром, но пока что я не думала, что какой бы то ни было секс стоит такого риска.
Жан-Клод осторожно тронул меня за руку. Я вздрогнула, но не отодвинулась. Он воспринял это как поощрение — все, кроме открытого отказа, он воспринимал именно так. И он подвинулся ко мне, положил свои руки на мои, которыми я все еще обнимала себя за плечи.
— У тебя руки холодные.
Он притянул меня в полукруг своего тела, обняв руками, прижав бережно к себе, и положил подбородок мне на голову.
— Я повторяю вопрос, ma petite: какое это имеет значение?
Я устроилась поудобнее в круге его рук, прижалась к нему, отпуская себя постепенно, будто сами мои мышцы не могли думать о том, чтобы поддаться чему-то мягкому или уютному. Снова оставив вопрос без внимания, я повторила свой:
— Зачем тарелки на полу?
Он вздохнул и прижал меня теснее.
— Не сердись, потому что здесь я не властен что-нибудь изменить. Я знал, что тебе не понравится, но Белль старомодна.
К нам подошел Ашер.
— Изначально она просила положить людей на большие подносы, как молочных поросят, связанных и беспомощных. Тогда каждый сможет выбрать себе жилу и наслаждаться.
Я повернулась, трясь о бархат камзола Жан-Клода, чтобы посмотреть в лицо Ашера:
— Ты шутишь?
Выражение его лица сказало мне все.
— Блин, ты всерьез.
Я подняла голову, чтобы видеть Жан-Клода. Он смотрел на меня, не уводя взора. Его лицо было менее прозрачно, но я увидела на нем почти наверняка, что Ашер говорит правду.
— Oui, ma petite, она высказала мнение, что трех человек хватит на всех.
— Но ведь нельзя накормить столько вампиров тремя людьми?
— Это не так, ma petite, — сказал он тихо.
Я смотрела на него в упор, и он отвел глаза.
— Ты имеешь в виду — высосать их досуха?
— Да, да, именно это я и имею в виду, — сказал он устало.
Я заставила себя вернуться в кольцо его вдруг напрягшихся рук и вздохнула.
— Ты мне только скажи, Жан-Клод. Я верю, что на этом настояла Белль, что бы это ни было. Только скажи мне, что она хотела худшего.
Он нагнулся и шепнул прямо мне в ухо, щекоча теплым дыханием:
— Когда ты ешь бифштекс, ты разве приглашаешь корову сесть за стол?
— Нет, — ответила я и чуть повернулась, чтобы видеть его лицо. — Но ты же не хочешь сказать... — Именно это он и хотел сказать. — Так кто будет сидеть на полу?
— Все, кто представляет собой пищу, — ответил он.
Я посмотрела на него внимательно. И он ответил быстро, прямо навстречу этому взгляду.
— Ты будешь за столом, ma petite. Как и Анхелито.
— А Джейсон?
— Все pomme de sang будут есть на полу.
— Значит, и Натэниел, — сказала я.
Он чуть заметно кивнул, и было видно его волнение — как я восприму все это.
