спорить не стану. Не держи на меня зла, пожалуйста, потому что я действительно тебя люблю. Пусть неправильно, эгоистично и слишком жестоко, но все же люблю. Прости, мне нужно найти Лео, — я больше не мог говорить и предпочел ретироваться прежде, чем еще ниже скачусь в ее глазах, в ту жертвенно серую пропасть, на дне которой расположено пристанище сброшенных свыше мужчин. Меня ведь и впрямь бросили, притом без предупреждения. Я оказался не готов к такому финалу и по пути к Кадиллаку привычно оплакивал свои потери скупыми, но от того не менее чувственными слезами. У меня нет больше Астрид, а мир меж тем не рухнул, как я того ожидал. Вместо этого сломалось что-то во мне самом, обвалилась плотина, сдерживающая поток эмоций. Они все до единой вылились наружу посредством безжалостной злости, ярости, неприятия и гнева, когда я колотился головой о руль, силясь вытряхнуть из нее свирепо рычащую истину: 'Все кончено'. Наш поезд попал в аварию и сошел с рельс.
Я не помню, как добрался до дома. Быть может полз до квартиры на коленях или мчался верхом на лихом коне желания скрыться от реальности. Теперь ведь ничто не имеет значения. Не разуваясь, я вслепую побрел к холодильнику, выгреб из него весь запас спиртного и с удобством устроился в спальне, предварительно переколотив, разломав, разбив и испортив всю имеющуюся мебель. Целым остался лишь ноутбук, на жестком диске которого хранилась заветная папка с фотографиями. Совместными фотографиями с Астрид. Наши поездки на природу, благоглупости в клубе, приправленные смехом блуждания по огромному участку поместья. Моменты счастья, коими я стану жить. Приятные…да что там! Дражайше восхитительные воспоминания о минутах, которые следовало не просто ценить, боготворить! А я разбрасывался ими направо и налево, верил в то, что являюсь ожившей девичьей мечтой, что завоевал сердце малышки на столетия вперед и сложившийся уклад вещей уже ничто не изменит. Я вправе унижать ее, могу позволить себе оскорбления и обиды в любом количестве, ведь то я! Несравненный герцог австрийский, потомок знатных королевских семей, единственный и непревзойденный в своем роде экземпляр! А по совместительству еще и распоследнее на этой маленькой зеленой планетке ничтожество.
Три дня я глушил боль алкоголем, воспринимая в штыки любые поползновения 'завтрака' напоить меня свежей кровью. Не хотелось ничего.
Вероятно, таким дичайшим способом, как добровольный отказ от существования, я хотел привлечь внимание Астрид, заставить ее смилостивиться над жалким вампиром и забрать назад свои слова о расставании. Да, это не по-мужски, это подло, расчетливо и попросту мерзко, но какая к черту разница? Я не смогу без нее.
А время меж тем шло, организм постепенно ослабевал, проспиртовывался и потихоньку отвыкал от двигательной активности, выработав новый безусловный рефлекс. Двумя пальцами скрутить крышку, обхватить стеклянную емкость посредине, попытаться по шершавости этикетки угадать содержимое и в три глотка осушить бутылку, а после наблюдать за кружением зеркального потолка и мысленно вычитать дни из короткого календаря, ознаменованного смертью еще одного Габсбурга. Интересно, пустят мою самовлюбленную задницу в рай хоть на часок? Не терпится увидеть маму, поцеловать сестренку, обнять отца. В аду-то будет, конечно, куда веселее. Там я смогу повыдергать космы Айрис, заставлю ее держать ответ за то, что вообще очутился в столь зловонном местечке, не исключено, что с применением пыток…
— И давно он такой? — послышался от порога взволнованный мужской голос, не поддающийся узнаванию.
— Пятый день пошел, — шепотом пояснила предательница Трейси. — Я пробовала отбирать у него бутылку, но тогда становилось еще хуже. Когда пьет он хотя бы спокойный, не кричит, не долбится кулаками в стену, не зовет Астрид. А что у них случилось? Полаялись, да?
— Не то слово, — многозначительно протянул густой баритон. — Я все это время любовался схожей картиной за вычетом тяги к пьянкам. Когда он ел в последний раз?
— Ну, я приносила ему блинчики в четверг, вона у стены валяются, — с воодушевлением принялась докладывать перебежчица в стан врага. Вот и относись к ним после этого с сочувствием! — А в пятницу делала омлет…
— Да нет же, — отмахнулся Лео от глупых отчетов. — Когда он пил кровь?
— Пять дней назад, — как на духу призналась девица. — Я уж как только не уговаривала, и так подходила, и эдак, а он огрызается. Когда пообещал убить, желание помогать отпало. Теперь я просто приношу ему с утра весь ассортимент винно-водочного отдела, а вечером уношу бутылки. Вы вылечите его, да?
— От слабоумия? — съязвил вампир. — Не думаю, но душеньку обещаю залатать в ближайшие сутки. Можно попросить тебя, кошечка, об одолжении? Принеси жгут, спирт и лезвия, а заодно задери рукавчик. Торжественно клянусь быть нежным.
Девчонка унеслась выполнять указания, а Леандр, хохотнув, встал у изголовья постели.
— Ты вообще слышишь еще хоть что-нибудь? — громко крикнул он, тормоша меня за плечо. Я открыл один глаз, узрел подле себя воплощение былых человеческих кошмаров в виде пронзительно сияющей ухмылки и с трудом перевернулся на бок. — Значит, слышишь, — сделал абсолютно неверный вывод сей врачеватель. — Не хочешь сказать мне спасибо? Я навел мосты с обиженной стороной, она ждет тебя через час на берегу реки, где вы гуляли в ночь знакомства. Не придешь, считай, похерил ее навсегда. Доступно изложил?
Я обязательно подскочил бы на ноги и опрометью помчался к двери, если бы смог пошевелить хоть одним мускулом. Но пятидневный отказ от пропитания сказался на мне самым отвратительным образом. Даже дышать с каждой минутой становилось все тяжелее, не говоря уж о других, более утомительных телодвижениях.
— Вижу, ты брызжешь слюной от радости, — самодовольно подметил парень. — Тогда слушай мой план действий. Сначала мы тебя поим, затем подвергаем глобальной головомойке. Извини уж, но несет от тебя, как от мусорного бака в канун дня Заполнения. Переодеваем и отвозим в место встречи. Следом у нас будет еще парочка дел, но для твоего ссохшегося мозга это уже перебор, поэтому обойдусь без подробностей. Ну, кто самый лучший друг на свете и приверженец влюбленных?
Изнывая от желания поскорее покончить со всеми формальностями, я, одурев от охватившего душу восторга пополам с искрометной благодарностью, глотал фееричную по своим вкусовым данным кровь, простаивал под раздражающими кожный покров струями сначала ледяной, а затем и горячей воды, по указанию приятеля четырежды почистил зубы, истратив два тюбика пасты с эвкалиптом, жевал отвратительно щиплющую язык жвачку и всячески соглашался с бредовыми идеями новоявленной 'мамочки'. Момент переодевания в тщательно выглаженную рубашку и свежие брюки я бы назвал историческим, потому что именно в ту секунду, когда мне довелось свериться со своим сияющим отражением в зеркале, вновь родился на свет мистер Джей Глен Майнер, не без участия балаболистой 'акушерки', разумеется.
Лео, кажется, лучился изнутри непередаваемой гордостью, когда торжественно вел меня к джипу, однако стоило очутиться с ним в замкнутом пространстве, как приподнятое расположение духа мгновенно сошло на нет от затронувшей болевые ощущения беседы.
— Раз уж ты такой идиот, Габсбург, что не понимаешь очевидных вещей, — приступил непосредственно к оскорблениям сей образчик морали, — я, как друг, заменю твой потерянный стыд. Скажи мне на милость, старичуля, ты и впрямь не всекаешь, какую редкую рыбку поймал в сети? Она ведь даже не золотая, это банально, а уникальная! Второй такой в мире нет, и никогда не будет. Знаешь, сколько я готов отдать за возможность встретить подобную девушку? Все! Если у Астрид родится сестра или отыщется двойник, я пойду ради нее в огонь и воду, перегрызу глотки каждому, кто попытается встать у меня на пути. Потому что оно того стоит. Она приняла тебя, твою сущность, твой характер, твое прошлое, твою манеру убивать людей. Ты не монстр в ее глазах, не чудовище, не падаль, а мужчина. И ничто в ее взгляде не выказывает отвращения. Ты окутан нежностью, любовью, заботой, которыми можешь воспользоваться при необходимости. И тебя не предадут, не обменяют на другого, потому что думает и мечтает она только о тебе. Остальные превратились для нее в пустой звук, неразличимую для глаза голограмму, набор мышечных рефлексов. Если ты не возьмешься за ум, Верджил, непременно ее потеряешь. Попомни, блин, мои слова, — зловеще пригрозил он, избегая моего придирчиво осмотрительного взгляда. И я, похоже, понял, в чем тут дело, но спросить напрямик не успел. Лео живо перевел тему в более животрепещущее
