геополитической расстановке сил в мире, сравним уровень эмансипации развитых стран с отстающими государствами, тряхнем былинными сплетнями о последней президентской инаугурации, может и до проблем демографии доберемся, — весело щелкнул он меня по носу, прыжком заваливаясь по центру гигантского матраца. Я, возмущенно сопящая и несказанно недовольная положением вещей, покорно приземлилась на кровопийцу сверху и тут же откатилась на свободную половину кровати. Правда, сбежать мне всё равно не дозволили. Ловко действующие и неизменно алчные ручонки по-хозяйски ухватились за растянутую резинку моих шорт. — Так и быть, мы просто поболтаем, — решил угодить мне мальчишка.
— Без двусмысленных шуточек, — наивно постаралась я сберечь репутацию, выстраивая между нами заграждение из длинных прямоугольных подушек.
— Как пожелаешь, моя королева, — чинно растекся он в услужливом поклоне и восторженно завалился на бок. Я со вздохом прилегла рядом, повернулась лицом к неугасающей улыбке и неуверенно ее поддержала.
Лео засмеялся в ответ. Я тоже смущенно хихикнула и, не надеясь добиться искренности, негромко попросила рассказать о себе еще хоть что-нибудь.
— О-о, великолепное начало разговора! — без единой заминки прострекотал он. — Даю на выбор три даты. 1784, 1832 и 1970 года. Откуда плясать?
Я остановилась на первой и нетерпеливо уставилась на оживший мемориал всемирной истории.
— Восемнадцатый век, очаровательная эпоха! — по достоинству оценил мое предпочтение авантюрист. — Корсажи, бальные платья, дуэли на шпагах, пабы с дешевыми красотками! Конечно, жизнь бок о бок с папиком накладывала определенные запреты на мои маленькие шалости, но в целом веселья хватало. Мы тогда только перебрались в Европу. Поселились в Венеции, если быть точным. Эх, краше города не сыскать! Наш дом был как бы островком спасительной суши, а вокруг непроглядным горизонтом простиралась вода. Подобраться к входной двери можно было лишь на лодке, — мечтательно закрыл глаза вампир, в мельчайших деталях припоминая столь непостижимое для моей буйно работающей фантазии прошлое. — Просторный особняк в три этажа, витражные окна с овальными сводами. У нас всегда пахло топленым воском, потому что батенька ненавидел полумрак. Особенно мне нравилась его привычка круглосуточно жечь камин. Возвращаешься, бывало, с очередных светских гуляний, входишь в гостиную и надолго замираешь у порога. В очаге потрескивают поленья, кружатся искры, похожие на сверчков, обгорает смола. В глубоком кресле чахнет над своими думами Сев, а вокруг него теснятся десятки подсвечников на три и даже четыре свечи. Так красиво это выглядело, что дух захватывало! Именно в тот год меня казнили впервые, указом самого папы Римского, надо заметить. Как сейчас помню, за распутство и еретические взгляды! Они, эти пустоголовые служители церкви, не понимали, что удержаться от соблазна, находясь в благополучной Венеции, задача непосильная и для бессмертного! Азартные игры, разнообразие любовных утех — романтика, одним словом. Я так увлекся этим праздником жизни, что попал в тюрьму. Стыдно сказать, за что! За совращение монахини! Представляешь? Ну-у, потом была виселица, могильник и прочие развлечения, какие в моей жизни случались постоянно. То на реи подвесят вместе с матросней. Да, малыш, успел я в свое время прослыть кровожадным пиратом. То на каторгу сошлют за разбой и пьяную драку. Всего теперь и не упомнишь, хотя…Погоди минутку, я сейчас!
Я и глазом моргнуть не успела, как Лео, воспользовавшись своей знаменитой аэрокосмической скоростью, ринулся к двустворчатым дверям встроенного гардероба и с энтузиазмом принялся вывалить оттуда неподъемные чемоданы. Надписи на ручках, сделанные умелой рукой с витиеватым прижимистым подчерком, гласили следующее: 'Британия, хлам', 'Швеция, XIX в., вернуть портсигар', 'Бриг 'Морской дьявол', память' и прочее в том же духе. Я не удержалась и открыла крышку самого любопытного кофра, 'Морского дьявола'. К огромному сожалению, он оказался почти пуст. На дне завалялась лишь потрепанная амбарная тетрадь, исписанная всё теми же тщательно прописанными буквицами, однако для ее прочтения мне бы потребовался толстенный словарь испанского языка. Хотя другие находки представляли некоторую ценность. Например, изъеденная молью черная бандана с обтрепанной оборкой из нитяных кисточек. Или забавная повязка на глаз, призванная добавить флибустьеру свирепости. Или вышедший из строя компас в вычурной коробочке, инкрустированной настоящими каменьями. Однако больше всего меня восхитила подзорная труба! Настоящая, отлитая из меди, отлично приближающая или отдаляющая объекты и по сей день.
Минут через двадцать парень нашел-таки искомый предмет, беззастенчиво вывернул его содержимое на пол, воровато похватал странные тряпицы и с неимоверным восторгом ускакал в ванную. Надо полагать, чтобы переодеться.
Время вынужденной скуки я провела с огромной пользой. Всюду совала свой любознательный носик, ворошила резные шкатулки с безделицами, с трудом разбирала шрифты на многочисленных грамотах и карательных приказах, в которых склонялось не меняющееся с годами имя.
Наконец, в комнату вернулся виновник моего обескураженного состояния. Но в каком виде!
— Боже, — ошеломленно вытолкнула я из груди приправленный восхищением воздух. — Невероятно! Музейный экспонат, и только! Признайся честно, ты в этом ходил?
— А как же, миледи! — смиренно исполнил книксен пижон. — Романский князь Церкви, разжалованный в дальнейшем, Леандр Палемон д`Авалос-второй. Кстати, первым тоже был я, но это детали. Нравится? — не без щедрой плеяды бахвальства поинтересовался титулованный самозванец, неспешно кружась на месте для демонстрации красот поразительно сохранившегося костюма.
Тяжелое, облегающее корпус платье (помнится, именно так тогда именовали эквивалент длинного, жестко приталенного пиджака) из плотной материи, на ощупь напоминающей нежнейший бархат. Простроченный золотой нитью силуэт, натуральные костяные пуговицы, изящно орнаментированная петлица, полы, сзади расходящиеся от талии неподвижными складками — мужчины восемнадцатого века не зря прослыли отчаянными модниками. Под верхней частью скрывался жилет, застегнутый на три пуговицы так, чтобы грудь оставалась открытой для выставления напоказ дорогой рубашки и изысканного галстука с объемными оборочками, заколотыми ювелирной брошью. Сама сорочка меньше всего походила на мужскую. Тончайшая ткань, старомодные кружевные манжеты, скрывающие половину кисти, и сливочный цвет награждали носителя этой вещи постыдными для нынешнего общества качествами, такими как робость, чувственность, возвышенность, мечтательность.
Венчал картину белый завитой парик с линейным пробором посредине и идеально круглыми напудренными кудрями у висков, собранный на затылке при помощи атласной ленты в жиденький, но уморительный хвостик.
— Нет слов. Просто нет слов! — упоенно пропищала я, жадно ощупывая руками образчик абсолютно чуждой эры. — Никогда не видела ничего более восхитительного. Вблизи, конечно. В фильмах все это смотрится совершенно по-другому. Не так захватывающе и…
Я запнулась на полуслове и полными ужаса глазами отследила перемещение воздушного гипюра, укрывающего ладонь Лео, в пространстве. Он тянулся к моим губам, воспроизводя между нами электризованный зрительный контакт. Медленно, с задержкой дыхания, в предвосхищении первого пагубного импульса, что образуется при соприкосновении. Обе мои ступни вросли в паркет. Горло пересохло. Язык намертво приклеился к зубам. Биение сердца заложило уши. Я вновь провалилась в тот пугающий вакуум, в котором никогда не существовало ни единого упоминания о Джее. Без надежды выбраться вовремя, пока еще не повторена недавняя ошибка. Но…его обжигающе горячая рука уже легла на мою щеку, обогнула овал лица, подлезла под мочкой уха, опуталась волосами и удовлетворенно замерла на затылке. Я сама придвинулась ближе, словно загипнотизированный питоном кролик, чем спровоцировала вампира на дальнейшие безрассудства. Он наклонился ко мне, испепеляя жаром сладчайшего дыхания, и нежно накрыл губами нервно дернувшийся уголок моих, затем другой, потом подбородок и носогубную впадинку, только чтобы сохранить первенство самого обходительного и ненавязчивого ухажера. Столь странная политика, надо признать, приносила впечатляющие плоды. Спустя миг начинало казаться, что именно я захотела этого, рискнула опробовать на вкус его неторопливые губы, надкусила ломоть не поддающихся осмыслению ощущений. И теперь уже не знаю, что будет правильным, а что нет.
Лео по-прежнему игнорировал мой глупо приоткрытый рот. Сейчас куда больше его интересовала моя шея и то, что находилось под толстой тканью футболки с похабным рисунком. Нет, он не елозил по моему телу руками, но лучше бы происходило именно это. Горячие, полные соблазна и плавящейся неги поцелуи,
