означает, что всегда мне нужно именно так. Вот это — это было идеально. Вот чего мне не хватало всегда в этом бешеном сексе. Необходимость питаться срочно заставляла забыть о том, что есть своя прелесть в неспешной ласке.
Я старалась оставаться, как ему хотелось, не двигаясь, удержать наслаждение…
— Я уже почти.
— Тогда кончай.
— Но…
— Кончай, — велел он.
Я могла бы поспорить, но он сделал еще один толчок, и меня поймал оргазм. Столько было наслаждения, что надо было за что-то держаться руками, до него я дотянуться не могла, держалась за что придется.
— Анита, люблю тебя, люблю тебя, люблю!
Ритм сменился. Я чувствовала, как Ашер борется с собой, стараясь не дать пока себе воли. Схватив меня за волосы, он вздернул меня на колени, руки и грудь его напряглись, когда он отвел мне голову в сторону и снова обнажил шею.
— Ну, — шепнул он.
— Пожалуйста, — ответила я.
Он всадил в меня клыки, сомкнул рот на шее и присосался, перестав сдерживать свое тело, и снова вызвал во мне кричащий оргазм, телом, укусом, силой своей вошел в меня последним мощным толчком. Я ногтями пропахала его руки, вопя охрипшим, сорванным голосом.
Он пил из моей шеи, и оргазм за оргазмом накатывали на меня. Для меня, для него, для нас обоих. Вот почему он был так опасен: на пике этого наслаждения можно было забыть — забыть, что сегодня я даю кровь уже четвертый раз. Забыть, что не следует ему открывать рот и выпускать кровь по моему телу, потому что он уже напился так, что больше не принимает. Забыть, что нам еще надо было сохранить силы, выйти наружу и общаться с народом. Забыть все, кроме ощущения его во мне, забыть, что моя кровь течет по шее, пропитывая платье и заливая бриллианты. Забыть, пока чьи-то руки не растащили нас, и Ашер не обернулся, рыча.
Я не рычала — я свалилась на диван, потому что ничего больше сделать не могла. И лежала сломанной куклой, и даже мысли кружились медленно, белые и пушистые, будто мир покрылся ватой.
Кто-то меня перевернул, возникло мозаичное лицо Римуса, его заволакивало темнеющей дымкой.
— Анита, Анита, ты меня слышишь?
Я хотела сказать, что слышу, но мир стал черным, и я поплыла, и ничего уже никому не могла сказать.
Глава пятьдесят пятая
Я очнулась в больнице — не в человеческой больнице, а ликантропской. В здании, которое местные оборотни держат именно вот на такой чрезвычайный случай: если бы меня доставили в человеческую больницу, это могло бы закончиться для Ашера ордером на ликвидацию. Но в попадании в больницу для ликантропов был тот недостаток, что переливаемая кровь у них не человеческая. Если группы крови совпадают, то людям можно переливать кровь ликантропов, а ликантропам — кровь людей, но у ликантропов могут быть проблемы с переливанием крови между ликантропами различных типов. У меня три типа ликантропии, поэтому я представляла собой проблему, а так как группа у меня «О» и резус отрицательный, то особого выбора не было. Группа не самая распространенная, тем более в маленькой больничке вроде вот этой.
Доктор Лилиан мне не сказала, какой штамм ликантропии она решила добавить к моему коктейлю, и не выбрала ли она один из тех, что у меня уже были. Она решила, что если я буду об этом знать, это может сказаться на исходе — какой зверь победит. Чушь какая-то — ведь мои мыслительные процессы никак с этим не могут быть связаны, но она все равно не говорит. Ладно, в ближайшее полнолуние мы увидим, появился ли победитель в моей корзине мехов.
Я просыпалась и снова засыпала, а когда проснулась очередной раз, возле моей постели сидел Ашер, и я дернулась и даже ойкнула.
Он отвернулся, полностью закрыв лицо волосами, — не стал кокетничать идеальным профилем, просто прятался.
— Ты теперь меня боишься.
В голосе его звучало сожаление, похожее на слабый моросящий дождик, о котором знаешь, что он будет идти весь день.
Я стала было опровергать и остановилась. Боюсь ли я его? Да. Да, боюсь. Но не потому, о чем он думает.
Я потрогала повязку на шее, и осязание мне подсказало, что этот укус — не две вежливые точечки. Его занесло и на моей шее, как и повсюду. Конечно, это не было как шрам у меня на ключице или даже на локтевом сгибе, но все равно не такой укус, какой обычно оставляют старые вампиры. Под повязкой он ощупывался как ошибка новичка.
Он встал, и было видно, что он устал, измотался.
— Я понимаю, Анита. Я тебя не виню.
Мое внимание привлекло движение у дверей. Там стояли охранники, которых не было, когда ко мне приходили другие посетители. Одним из них был Римус — его лицо я видела, когда отключалась.
Ашер направился к двери.
— Не уходи, — сказала я хрипло.
Он не обернулся, не посмотрел на меня — просто остановился. И стоял неподвижно, ждал.
— Останься, — сказала я.
Он рискнул бросить на меня взгляд из-под завесы волос. Волосы не были искусно растрепаны, они просто перепутались и упали на лицо, будто ему было не до них.
Я смотрела на него, на его высокий силуэт. Обычно у него бывала идеальная осанка, но сегодня широкие плечи согнулись, сгорбились под тяжестью поражения. Будто он сутулится от холода. Я знала, что это не так: мертвые к холоду не очень чувствительны.
— Я знаю, что ты не сможешь меня простить, но я должен был тебя увидеть. Должен был…
Слова изменили ему. Он протянул изящные руки, сегодня казавшиеся неуклюжими от его горя.
Я хотела потянуться к нему, протянуть руку, но боялась того, что может быть, если он меня коснется. Не того боялась, что он превратится в разъяренное чудовище, — я боялась, что будет со мной. Я чуть не погибла, но сейчас, глядя на него, я думала только: «Как он красив, как он печален». Я хотела успокоить его, обнять. Он сказал, что я не прощу его никогда, — он ошибся. Я его простила, но это было на уровне сознания. А глядя на него, просто невозможно было на него сердиться. И это было плохо. Вампирские ментальные штучки.
— Зачем здесь охрана? — спросила я наконец, не зная, что бы такое сказать вслух.
Он заморгал, глядя сквозь золотистые пряди.
— Я не доверяю себе наедине с тобой. Жан-Клод со мной согласен.
Я поглядела на охранников:
— А, Римус, Иксион! Привет!
Они переглянулись и тоже сказали «Привет».
— Последним до того, как я здесь очнулась, я видела лицо Римуса.
— Он пришел по моему зову, — ответил Ашер с несчастным лицом.
— Твоему зову? У тебя же не было подвластного зверя, идущего на зов.
— Теперь есть, — ответил Римус. Он замялся, потом шагнул в комнату от двери, Иксион остался на месте. — Он нас позвал, пока… гм… был с тобой. Позвал… и нам пришлось ответить. Бросить обязанности охранников и прийти к нему. — Он взглянул на Ашера, который и его взгляда тоже избегал. — Это оказалось к лучшему, но Жан-Клод считает, что дело зашло так далеко потому, что проявилась новая сила Ашера.
