чтобы никогда больше меня не трогал. Хочу, чтобы мы были вместе. А больше ничего не знаю.
— Вместе — каким образом, Анита?
— Нам только нужна страховка.
— Страховка? Что ты хочешь сказать?
— Ну, как в гимнастическом зале. Секс с тобой так хорош, что нужно, чтобы кто-нибудь подстраховывал.
— Так опасен, хочешь ты сказать, — ответил он, глядя на собственные руки, бессильно лежащие на коленях.
— Я бы хотела еще раз это проделать, Ашер.
Тут он поднял взгляд — не слишком счастливый.
— Ты всерьез?
— Да.
— Это же должно пугать тебя — и меня тоже.
— А меня это пугает. Но тебя ведь нет — на самом-то деле?
— Мне страшно за тебя, но…
— Ты всегда был хорошим мальчиком, правда? — спросила я.
— О чем ты?
У меня вдруг случился момент, когда так глубоко можно заглянуть в душу собеседника, что весь остальной мир будто плывет. Это была не вампирская сила, не некромантия, это был просто момент прозрения такого яркого и резкого, что я не могла отвернуться.
— Смотри мне в глаза, Ашер, и скажи: ты делал раньше такое, как со мной? Эта женщина не выжила?
Он отвернулся, пряча светлые глаза.
— Ашер! — позвала я.
Он посмотрел мне в глаза своим непроницаемым взглядом из-под путаницы волос.
— Я делал то, в чем ты меня обвиняешь.
— Это не обвинение, скорее констатация факта.
— И ты за это не считаешь меня монстром?
Я задумалась. Считаю ли я его монстром?
— Ты это сделал намеренно?
— Стал ли бы я заниматься любовью, планируя смерть партнера? — спросил он.
— Ага, так это то, что я думаю?
— Нет, кроме одного раза.
— Одного?
— Был один дворянин, от которого Белль хотела получить землю и деньги. У него определили рак. Он был сильным и гордым и не хотел умирать в страданиях и немощи. Он попросил, чтобы я убил его, хотел умереть не от боли, а от наслаждения. И еще он чувствовал, что, если его жизнь возьму я, это не будет самоубийство, и душа его спасется.
Он рассказывал безжизненным голосом, будто все это ничего для него не значило. Таким образом рассказывают люди о душевной травме или трагедии, с которой еще не свыклись.
— Ты его любил, — сказала я.
— Он был достойным человеком.
— Я не считаю тебя монстром.
— Я убил человека, чтобы доставить себе удовольствие. И после этого я не монстр?
— Если так ставить вопрос, то да, но ты сделал не это. Есть обратная связь в наслаждении, Ашер, наслаждении твоем, ее, моем. Я могла сказать «нет». В момент, когда я решила, что уже слишком, что надо остановиться.
— Я подчинил твой разум. У тебя не было свободной воли.
— Ты можешь подчинить меня, но я в таком состоянии остаюсь лишь сколько хочу и не больше. Я не хотела останавливаться, Ашер. Неужто ты назовешь меня монстром, если я скажу, что такого оргазма у меня в жизни не было?
— Нет, не назову.
— Мы можем вступать в сношения иногда, но никаких укусов, когда мы будем одни.
— Ты не доверяешь мне, — сказал он.
— Я нам двоим не доверяю.
Он почти улыбнулся:
— Я чуть тебя не убил. Чуть не пролил всю эту драгоценную кровь. Диван не восстановить, ковер пришлось выбросить. Я чуть не убил тебя, Анита, и не для еды, а ради наслаждения.
— Ты был в восторге от притока силы, Ашер. Подвластный зверь — наконец-то.
Он оглянулся на охранников:
— Да, гиены.
— Жан-Клод говорит, что, когда сила включается впервые, ее всегда трудно контролировать.
Ашер взял меня за руку:
— Я бы не променял твою любовь на тысячу сил. Прядь твоих волос не променял бы ни на какую территорию.
Его глаза блестели — блестели не силой, а слезами.
— Я тебе верю.
— Ваши новые законы провозглашают нас гражданами, но мы — монстры, Анита. Если бы я убил тебя этим своим приливом новой силы, я бы вскоре ушел за тобой.
— Ты хочешь сказать, что убил бы себя?
Он кивнул:
— Я бы не мог этого вынести.
— Я не хочу, чтобы ты умер.
— И я не хочу, чтобы ты. — Он опустился на колени, положил голову мне на руку. — Не кровь вызвала мою силу, Анита. Это была ты, ты, когда хотела меня больше, чем кого-либо другого. И я тогда это чувствовал: ты хотела меня, не Жан-Клода, не Ричарда, не Мику, не Натэниела — меня. Ты хотела меня моих прикосновений, как никогда ничьих. Я видел твое сердце и видел там только себя. — Он поднялся, чуть розовея следами слез на лице. — Ты действительно любишь меня, именно ты меня любишь, а не воспоминания Жан-Клода в тебе. Не из жалости — это любовь.
— Да, — сказала я. — А то я бы злилась немерено из-за того, что ты чуть меня не убил.
— Я никогда себе этого не прощу. Жан-Клод был бы в своем праве, если бы убил меня за такую неосторожность.
— Он тебя любит.
Ашер кивнул:
— Да. Я сомневался, пока не понял, что он не станет меня убивать за то, что ты чуть не погибла. Я сомневался, что меня кто-нибудь любит, но больше не сомневаюсь, Анита. Он любит меня, раз не убил, когда вошел в комнату и увидел, что я сделал.
Вот, собственно, и все. Я чуть не погибла. У Ашера появился подвластный зверь. Жан-Клод не убил его за то, что Ашер чуть не убил меня. Я не убила Ашера за то же самое. Жан-Клод запретил нам с Ашером питать секс наедине. Мы не стали спорить, потому что оба знали наш темный секрет. Это было так хорошо, так невероятно хорошо, что мы не полагались друг на друга, что не сделаем этого снова.
Я — суккуб. Я — вампир. Может, не кровосос, но я питаюсь сексом. И не только жизнь Дамиана я могу высосать, если не буду этого делать. Умрет Натэниел. Умру я. Наверное, Жан-Клод сможет защитить от меня себя и Ричарда, но я могу убить всех случайно, если не научусь управлять собственным триумвиратом силы. Лондон пока лидирует среди кандидатов мне в
