поощряли, только хуже было.
— Крис, — сказал он тихо, но отчетливо. — Меня зовут Крис.
Голос был как у мужчины, но взгляд совершенно детский.
Я хотела сказать вслух: «Первый раз должен быть с кем-то, кого ты любишь. Девственность надо отдать той, кто тебе дорога». Но не хотелось смущать его сильнее, чем он уже смутился, и потому я сказала:
— Ладно. — Посмотрела на Теа: — Пусть Теа испытает мою силу.
И промолчала о своей надежде, что сила эта ей не понравится, потому что ничто на свете не заставит меня выбрать любого из их сыновей.
Сыновей. Детей. Это слово напомнило о тесте на беременность, лежащем у меня в сумке. Когда- нибудь я тоже буду торговаться, чтобы организовать своему ребенку трах? В смысле, кто бы ни был отец, ни один из нас не является всего лишь человеком и почти все обладают пугающего размера силой. Черт, не стоило об этом думать.
Теа встала передо мной, наклонив голову, рассматривала мое лицо.
— У тебя тревожный вид, Анита, очень встревоженный, будто ты о чем-то новом подумала, о чем волнуешься.
Слишком это было проницательно. Надо мне тщательнее сегодня работать над выражением лица. Я попыталась сказать часть правды:
— Сэмюэл — всего лишь второй из известных мне мастеров вампиров, у кого есть взрослый ребенок или дети. Это… очень непривычно.
Мика чуть сильнее прислонился к руке, которую держал. Натэниел теснее прижался к спине, хотя пистолет мешал ему быть таким уютным, каким я хотела бы. Они знали, о чем я подумала, а может быть, подумали о том же — или чем-то очень близком.
Теа склонила голову на другой бок, и ничего водного это мне не напомнило. Это было движение хищной птицы, вымеряющей дистанцию до моего глаза.
Я поежилась.
Все еще горячечными пальцами она тронула меня за лицо.
— Не я проложила эту морщину печали между темной красотой глаз твоих.
Я отодвинулась от прикосновения.
— Очень поэтично. Давай займемся делом, Теа, луна уходит.
Она улыбнулась — точно как Том перед тем, как он покраснел, прикусил губу и признал, что хочет со мной секса. Близнецы были очень на нее похожи, если не считать глаз.
— Хорошо, но твоим мужчинам придется отойти. Я не знаю, какой может быть эффект, если в этот момент они будут к тебе прикасаться. Они могут всерьез пробудить
— Или что? — спросила я.
— Или укрепить твои щиты, и я вообще не смогу проверить твою силу. — Она шевельнула бледными плечами, будто пожала, но движение не совсем такое. — Я буду обращаться с тобой, как обращаюсь с Сэмюэлом. Я тебе буду говорить правду, но я просто не знаю наверняка. Если бы ты была вампиром, я бы могла знать, но ты и больше, и меньше, чем вампир. Ты не просто одно или другое, а и то, и другое, и много еще что. И это, я думаю, меняет вокруг тебя правила силы и магии.
Глубоко вдохнув, я медленно выдохнула и кивнула. Потом я шагнула вперед, а Мика и Натэниел — назад, давая мне место. Не думаю, что кому-то из нас нравилась эта мысль, но если я ее требованиям не отвечаю, то тремя весьма неаппетитными яблочками у меня на столе будет меньше. Ура…
Она снова взяла меня в объятия, и я не отбивалась. Я ее даже сама обняла. На этот раз она не стала держать меня за голову — поверила, что я дам себя поцеловать.
Мне пришлось встать на цыпочки — то есть ее рост был ближе к шести футам, чем я думала. Я поймала себя на том, что тянусь к ее щеке ладонью, будто этого поцелуя хотела. Иногда я прикасаюсь к чужому лицу, потому что это интимно. Иногда потому, что рука на чужом лице позволяет контролировать поцелуй, чтобы он не вышел за рамки. Угадайте с двух раз, какова была на этот раз причина. Первая догадка не считается.
Глава седьмая
Она поцеловала меня, и на этот раз я не противилась. Я позволила себе растаять, прижимаясь к ее телу, а ей — пить из моего рта. В поцелуе, особенно открытыми губами, есть момент, когда ласка языка и губ переливается через какую-то черту, и ты отвечаешь на поцелуй. И я ответила, ответила, поцеловала ее как надо было целовать — полностью, глубоко, пробуя ее на вкус.
Оторвавшись, я прошептала:
— У тебя вкус соли.
Она выдохнула ответ мне в рот, притянув меня снова в поцелуе:
— У тебя вкус крови.
Дыхание ее заполнило мне рот, ласкало заднюю стенку горла. И вкус у него был чистый и свежий, как у ветра с океана.
И губы ее на вкус были как будто она только что глотнула из океана. Я лизнула ей губу и обнаружила, что ее полные губы покрыты белесым налетом. Это не было иллюзией, это было взаправду.
Я сглотнула соленый вкус ее губ, глядя на нее, чувствуя сама, какое у меня удивленное лицо.
— Как…
Но я не договорила, потому что проглотила я не вкус соли — я проглотила силу ее.
И услышала шепот океана у берега. Услышала его, как музыку. Оглядела комнату — хотела спросить, слышит ли еще кто-нибудь. Хотела взглянуть на Мику, на Натэниела, но не они перехватили мой взгляд — Томас глядел на меня жадными, расширенными глазами. Его брат рухнул в двойное кресло и зажал уши руками, раскачиваясь взад-вперед. Кристос сопротивлялся — тому, что накатывало на него, что бы это ни было, — но Томас даже сопротивляться не хотел. Самсон вцепился руками в спинку кресла, и глаза его совсем утонули в черноте, как у слепого. Женщина и другой мужчина, которые с ними приехали, обратили ко мне черные глаза. Женщина обхватила себя за плечи, будто от холода или от испуга. Мужчина намертво вцепился рукой в собственное запястье — типичная поза спортсмена, превратившаяся в тяжелую и напряженную, как будто если он свою руку отпустит, то сделает что-нибудь нехорошее. И последними я встретила глаза Сэмюэла. Они посветлели от вампирского огня, пылающе-карие с искорками зеленого пламени в глубине. Все они это слышали — этот шепчущий, искусительный звук. Океан звал, и я не знала, чем ответить.
Я все еще вглядывалась в глаза Сэмюэла, когда ощутила руку, что гладила мне плечо. Я обернулась — рядом с нами стоял Томас. Теа стала высвобождаться из моих рук, передавая меня в руки Томаса, так что объятие не прервалось, только руки сменили друг друга.
Вокруг нас задвигался народ, я увидела лицо Мики, он шевелил губами, но я его не слышала — я слышала только вздохи и эхо моря. Томас коснулся моего лица, повернул меня к себе, заговорил, и его слова несли рокочущий звук прибоя на гальке:
— Ты слышишь мой голос?
Я кивнула, прижимаясь лицом к его ладони — лицо помещалось в ней полностью. Он нагнулся, и я привстала навстречу его поцелую. Я забыла, что ему семнадцать, я забыла, что мы на публике, среди которой его родители. Я забыла, что смотрят мужчины, которых я люблю. Ничего я не видела, кроме его лица, ничего не ощущала, кроме силы его рук на моих щеках, рук, скользящих у меня по спине, вниз, вниз. У меня в голове стало тихо, только едва слышный шепчущий звук раздавался, как вода, журчащая у спокойного берега. Не я освободилась от его ментальных игр — Томас сам себе их испортил. Рука его ползла вниз, вниз и дошла до пистолета на пояснице. Тут он остановился. Споткнулся, можно было бы сказать, если бы у магии были ноги, чтобы споткнуться о камешек.
Я отодвинулась, увидела на его лице неуверенность. Он был все так же красив, и шепот в голове все
