родственники.
Она слегка побледнела, и это вполне было ответом на мой вопрос.
— Не знает, — решила я вслух.
— По-моему, он имеет право знать.
Снова в тоне Натэниела была злость куда более личная, чем заслуживала ситуация.
— Я собиралась ему сказать.
— Когда? — спросил Натэниел, становясь передо мной, лицом к Ронни. Я посмотрела на Мику, а он покачал головой, будто тоже не знал, что происходит. Приятно, что не я одна недоумевала. — Когда вы съедетесь, когда поженитесь? Или никогда?
— Мы не собираемся жениться, — сказала она голосом, к которому чуть-чуть примешалось отчаяние — будто страх смыл злость. Она напустилась на Натэниела: — Вы с Анитой устроили этот спектакль, чтобы ткнуть меня мордой об стол, что я буду вести моногамную жизнь! Ты всегда мне какую-нибудь такую подлянку устраиваешь!
— А сколько раз ты говорила: «А, это маленький Анитин стриптизер», или «дрессированный стриптизер», или «Как у тебя с новыми трюками?», или — мое любимое: «Ты чертовски симпатичен для ходячего и говорящего бифштекса» — или ты говорила «хот-дог»?
— Боже мой, Натэниел! — Я посмотрела на Ронни: — И ты все это ему говорила?
Злость ее начала выдыхаться, и наконец-то она сконфузилась:
— Может быть, но не так, как у него это звучит.
— А почему ты тогда не говорила этого при мне? — спросила я. — Если ничего плохого в этом нет, почему не при мне?
— Или при мне, — сказал Мика. — Я бы тебе сказал, если бы она при мне Натэниела как-нибудь так назвала.
— Почему ты мне не сказал, Натэниел?
Он уставился на меня сердитыми глазами:
— Я говорил тебе, что она не видит во мне личность.
— Но ты не сказал мне, что она говорила. Я должна была знать.
Он пожал плечами:
— Она твоя лучшая подруга, и вы едва помирились после долгой ссоры. Я не хотел начинать другую.
— Я просто шутила!
Но по голосу Ронни слышно было, что она сама в это не верит.
Я посмотрела на нее:
— А как бы тебе понравилось, если бы я такое говорила Луи?
— Ты его не назовешь стриптизером или отставной проституткой, потому что это не так. — По лицу ее было видно: она сама тут же поняла, что этого лучше было бы не говорить. — Я не в том смысле, — начала она, но не я поставила ее на место — это был Натэниел.
— Я знаю, почему ты меня обзываешь, — сказал он и придвинулся ближе — не касаясь, но уж точно вторгаясь в личное пространство. — Я вижу, как ты на меня смотришь. Ты меня хочешь, но не так, как Анита. Ты меня хочешь на ночь, на выходные, на месяц, а потом расстаться, как всегда со всеми. И я знаю, почему ты не хочешь быть связанной с Луи.
Никогда я его таким не видела — беспощадным. Я даже пошевелилась, будто хотела его остановить, но Мика поймал мой взгляд и покачал головой. И лицо у него было серьезное, почти угрюмое. Да, он был прав. Натэниел заслужил эту минуту — да и Ронни тоже. Но вело это в любом случае в ту сторону, куда мне идти не хотелось.
— Я знаю, почему ты не хочешь быть связанной с Луи, — повторил он.
Она спросила тихим, слабым голосом:
— Почему?
— Потому что для тебя пытка — знать, что ты никогда не узнаешь, как со мной в постели.
— А, — сказала она уже почти своим голосом, — значит, я не хочу Луи, потому что ты такой жеребец?
— Не я, так другой, Ронни. Следующий мужик, на которого ты западешь. Не влюбишься, а западешь: «Какой-же-он-в-койке?» И ты всегда была достаточно красива, достаточно горяча, чтобы получить любого, кого хотела. Так?
Она смотрела на него, будто видела перед собой какой-то ужас.
— Так? — повторил он.
Она кивнула и шепнула:
— Да.
— Ты знала, что Анита со мной не трахается, и подумала, что раз она меня не хочет, значит, все будет о’кей, но я не клюнул. Намеков я не замечал, и ты стала злобствовать. Может быть, сама не зная, с чего. — Он подался вперед, и она отступила, почти упираясь в шкаф задом, и дальше отступать было некуда. — Ты меня унижала на глазах у Аниты и того пуще — без нее, будто так убедила бы ее, что не стоит меня при себе держать. Что я того не стою. Что я просто игрушка, за которую нечего цепляться. Тебе случалось на кого-нибудь положить глаз и не затащить в койку — хоть раз?
Она едва качнула головой, прикусила губу, и слезы показались у нее на глазах.
— И тут вдруг ни с того ни с сего Анита решила меня приблизить, а ты не таскаешь мужиков у своей подруги — правило такое. Ты думала, что я просто пища, и тогда ты можешь меня заполучить — хоть раз хотя бы. И вдруг я — бойфренд, и пытаться меня охмурить — против твоих правил, а ты все еще хочешь. Вот только один раз. Просто ощутить меня в себе, внутри…
Так, это уже лишнее.
— Хватит, Натэниел. Хватит! — сказала я, но голос у меня дрогнул. Так все это стало мерзко, так сразу… как я вообще могла этого не видеть?
Натэниел медленно отодвинулся от нее и продолжал:
— Я когда-то верил в таких женщин, как ты, Ронни. Думал когда-то, что если меня хотят, то и любят меня, хоть немного. — Он покачал головой. — Но такие, как ты, никого не любят, даже себя самих.
— Натэниел!
Мика тоже был поражен его поведением. Натэниел не обратил внимания:
— Тебе нужно понять, от чего ты бежишь, пока это не сломало тебе лучшее, что ты нашла в этой жизни.
Она хриплым шепотом спросила:
— Ты про Луи?
Он кивнул:
— Да, про Луи. Он тебя любит. Любит тебя истинно и верно, не на ночь, не на месяц — на годы. И часть твоей личности хочет того же, иначе бы ты с ним не была.
Она проглотила слюну пересохшим ртом — наверняка в горле больно.
— Мне страшно.
Он снова кивнул:
— А что, если ты его любишь? Что, если ты отдашь ему сердце целиком, а он бросит тебя, как ты бросила столько других?
Она снова кивнула дрожащей головой:
— Да.
— Тебе нужна помощь, Ронни, помощь профессионала. Я тебе могу рекомендовать одну.
Я знала, что Натэниел посещает психотерапевта, но никогда не слышала, чтобы он кому-нибудь об этом говорил — в таком контексте.
— Я к ней хожу уже несколько лет — она хороший врач. И сильно мне помогла.
Лицо его стало куда менее суровым, чем было.
Ронни смотрела на него, как беспомощная птица на змею.
Он подошел к висящей над телефоном пробковой доске — там были приколоты визитные карточки, висели важные номера, записки. Одну карточку он снял, подошел к Ронни и протянул ей.
