— А разве не вся магия основана на вере?
— Нет, некоторая — просто на магии.
Эта концепция мне показалась несколько трудной для понимания.
— На тебе есть такой амулет?
— Всегда, но я тебе тоже достану. А этой ночью она нам больше не грозит.
— Замечание: «Это были его последние слова», я добавлять не буду, — улыбнулась я.
— Что с ними делать будем, Анита? — спросил Истина.
Я посмотрела на Джейка:
— Ваших законов он нарушил больше, чем моих.
— Убивай его по своим законам, мы не станем возражать. Мы подозревали, что один из нас подрабатывает наемным убийцей, но не знали кто. А тут Панталоне вызвался проверить церковь Малькольма. Это должна была быть просто поездка да отчет совету. Обычно он брался только за работу с убийством, так что нам это показалось подозрительным. Если бы Коломбина завоевала земли Жан-Клода, то правил бы здесь Панталоне. Нам сейчас разрешено покидать службу Матери, поскольку она спит. Когда она проснется, все, состоящие у нее на службе, окажутся в капкане.
— И ты приехал шпионить, — сказала я.
— И проследить, чтобы ты осталась в живых.
— За это спасибо. — Я глянула туда, где лежало тело Римуса: — Я бы хотела, чтобы в живых остались все.
— Вот тут мне действительно жаль. Он был очень хорошим человеком.
Я обернулась к Истине и Нечестивцу:
— Ребята, это вы в темноте подобрались и отрезали ему руку, ничего не видя?
— А то, — сказал Нечестивец.
— Да, — ответил Истина.
— Тогда отрежьте ему голову.
Панталоне с отрезанной рукой дернулся, рванулся, метнулся размытой темной полосой, но Истина метнулся такой же полосой навстречу, меч сверкнул молнией, пробив снова сердце, на этот раз насквозь, как Панталоне пробил Римуса. Мелькнуло широким кругом лезвие Нечестивца — и голова Панталоне завертелась на полу. Это не просто производило впечатление, это было красиво, черт побери. Макабрически красиво.
— Кто-нибудь, суньте эту голову в мешок. Сожжем ее потом, отдельно от тела.
— Надо будет еще сердце вынуть, — напомнил Олаф.
— Ты прав, — кивнула я. — Займемся, когда разберемся еще с этими двумя.
— Ты убила нашего мастера! — крикнула Коломбина.
— Я бы спросила, напугала ли я тебя, но твой страх слышен прямо в голосе. Я ощущаю на языке его вкус, и это приятный вкус. Сейчас я тебе задам несколько вопросов. Если ответишь правдиво, умрешь быстро и почти без боли. Если будешь вертеть, врать и уклоняться от ответа, твоя смерть станет для тебя памятным событием. Я тебя отдам Олафу — это вон тот большой мужик.
Олаф покосился на меня, не отводя ствола от пленников.
— Ты серьезно?
— В эту минуту — да. Она же миниатюрная и темноволосая, даже твоему профилю жертв соответствует. Если она не ответит на мои вопросы — не говори, что не получал от меня хорошего подарка.
— Нет, не надо, пожалуйста! — взмолилась Коломбина.
— Ты пыталась убить меня и моих любимых. Твой мастер убил моего друга. Так что «пожалуйста» в этих обстоятельствах, да еще от тебя, вряд ли на меня подействует.
— Пожалуйста, не делай этого, — попросил Ричард.
Я покачала головой, не оборачиваясь:
— Ричард, иди домой.
— Неужто не найдется среди твоих мужчин никого, кроме меня, кто согласится со мной: некоторые вещи просто не делают? Ни по каким причинам?
Жан-Клод встал, подошел к Ричарду и стал его успокаивать. Это мне напомнило, как иногда в игре нужно посылать Паладина что-то посмотреть на той стороне холма, чтобы тем временем самому обобрать мертвецов.
Ко мне подошли с двух сторон Натэниел и Мика.
— Хочешь подойти к ней поближе? — спросил Мика.
Я кивнула.
— Ребята, а вы тоже считаете меня гадиной, что я предложила ее Олафу?
— Она тебя чуть не убила три раза, Анита. Ты — моя Нимир-Ра. Я бы ей сердце вырезал и тебе поднес на блюде.
Он был в кошачьем облике, и эта угроза прозвучала реально.
— Я у тебя покорный, я не спорю, — ответил Натэниел.
— Последнее время ты покорный, когда хочешь.
Он улыбнулся:
— Вырезать ей сердце я не стал бы, но посмотрел бы, как это делает Олаф. Она чуть не убила тебя, Жан-Клода и Ричарда.
— И Питера, — кивнула я.
— И Циско, — добавил Натэниел.
Я кивнула и попыталась повернуться к Римусу, но Мика потянул меня дальше.
— Давай зададим твои вопросы.
И мы пошли задавать вопросы, а Олаф тем временем ей шептал, что он будет с ней делать, что он хочет с ней делать.
— Не отвечай, пожалуйста, не отвечай на вопросы. Вампиры умирают настолько медленней, чем люди…
Можете себе представить — она на все вопросы ответила сразу же. Они с Нивией убили тех людей и попытались подставить членов церкви — это делалось, чтобы заставить Малькольма просто отдать им церковь. Тут вмешалась я и испортила им игру, убив Нивию. Я не сказала ей, что даже не знаю ни отчего погибла Нивия, ни что сделала для этого я. Потом, быть может, Жан-Клод мне поможет в этом разобраться. Коломбина должна была быть прикрытием, ширмой для Панталоне. Когда он захватил бы здесь власть, то даже Мать Всей Тьмы не могла бы заставить его расстаться с этой территорией. Все они, Панталоне, Нивия, Соледад, Коломбина, Джованни — все брали на себя работы наемных убийц.
Единственный вопрос, над которым она заколебалась, хоть на секунду, был такой:
— На кого из членов совета ты работаешь, Коломбина?
— Они меня убьют.
— Тебе не следует больше их бояться.
— Ты защитишь меня?
— В некотором смысле. Тебе не стоит беспокоиться, что кто-то из совета потом тебя убьет, потому что я тебя убью сегодня. Единственное, о чем еще у нас с тобой идут переговоры — это легкой будет твоя смерть или трудной. Выбирать тебе.
Она покачала головой.
— Олаф!
— Да?
— Нам все равно вырезать ей сердце. Хочешь с этого начать?
Он смотрел на меня так, будто спрашивал, не шучу ли я. Я вспомнила, как дернулось у меня в руках тело Римуса, когда Панталоне проткнул его рукой, пробил и раздавил сердце, убил его. Он шепнул не «спасите», не «больно, Господи», а «прости меня».
— Давай, — сказала я.
Ее держали, и Джованни держали, и Олаф распорол маскарадный костюм на ней, ее груди предстали перед собранием, а он начал очень медленно вырезать ей сердце. И не успел далеко зайти, как она уже
