— Пристегнитесь, это замедлит вас на пару секунд, если вы решите сделать что-то глупое.
— Так все идет по плану? — спросила я, пристегиваясь.
— Да, — подтвердил он, — ничего не изменилось.
— То есть, вы все равно убьете людей, если я не подниму мертвяка для вашего клиента?
— Да.
— Да, — откликнулся Никки с заднего сидения.
— Ясненько, — сказала я.
Якоб завел мотор.
— Да уж, яснее некуда. Ты убьешь нас, если будешь считать, что это не повредит твоим людям. Мы убьем тебя, если ты нас заставишь.
— Отлично, — сказала я. — Тогда мы все знаем правила.
— Почему ты не боишься? — прошептал Никки из-за моей спины.
— Чем это поможет?
— Люди ведут себя смело, но все равно можно унюхать их страх, почувствовать, как колотиться их сердца. Ничего такого я не чувствую в тебе.
— Если я испугаюсь, или разозлюсь, тогда поднимется мой пульс, повысится давление, и трудно будет контролировать зверей. Якоб по-моему ясно дал понять, что я не могу позволить себе потерять контроль с вами, ребята.
— То есть, все это вопрос контроля, — сказал он. — Ты хочешь контролировать, и будешь это делать. Вот так вот?
— Вот так вот, — сказала я, наблюдая за дорогой, так чтобы если я переживу эту ночь, я могла бы натравить полицию прямо на их задницы.
— Если бы мы знали, кто ты, мы бы отказались от работы, — бросил Якоб.
— Это приятно слышать, но ничем мне не поможет.
— Да уж, раз мы взяли деньги клиента, нужно сделать работенку.
— Тогда мне не имеет значения, чувствуете ли вы вину, Якоб. На самом деле, думаю, намного хуже, что вы собираетесь поубивать людей, которых я люблю, людей, которые составляют мою стаю, и возможно меня вместе с ними, и жалость не помешает вам это сделать. В том, что твоя совесть позволяет тебе знать, что ты делаешь плохие поступки, нет ничего достойного, Якоб.
— Это не совесть, Анита, это мое либидо, мой зверь, и он не имеет совести.
Тут он был прав, но я же знала, что оборотни — не просто звери. В них был и человек, а у человека была совесть. Зверь обычно не считался с этим, и мог заставить делать ужасные вещи, с которыми потом было бы трудно жить, но на этот раз звери Никки и Якоба были на той же стороне, что и совесть. Это снова заставило меня почувствовать надежду, и я проклинала ее, потому что надежда помогает как жить, так и быть убитой намного худшими способами, чем все, что можно представить. Надежда — ужасная подруга когда ты попался парням с пистолетами. Но моя львица и их львы хотели друг друга. Похоти я верила. Надежда врала вам, но похоть это просто похоть, она никогда не лжет. Надежда будет заставлять меня смотреть вперед, но похоть может стать моим оружием против них. Разделяй и властвуй, эта стратегия работала на протяжении многих тысячелетий, и тому была причина.
Глава 5
Мы заехали в прекрасный пригород Сент-Луиса, где дворы большие, а дома еще больше. Некоторые из дворов поменьше имели огромные дома, словно их владельцы компенсировали одно другим. Подьездная дорога, на которую мы заехали, была длинной и красиво подводила к дому, который был огромным и имел один из самых больших дворов, из всех, что я видела. И дом, и двор профессионального ландшафтного дизайна говорили о деньгах и ухоженности, и не возникало чувства, что они что-то компенсируют. Все было настолько идеально, что становилось понятно: архитектор работал вместе с ландшафтным дизайнером для создания такой картины, которая годилась для обложки журнала в любой момент, когда фотограф решит выпрыгнуть из кустов.
— Ты словно и не удивлена, — сказал Никки, когда мы выбрались из их арендованной машины.
Я пожала плечами.
Якоб преградил мне путь. Он глядел мне в лицо.
— Ты знала адрес клиента еще до того, как мы привезли тебя?
— Нет.
— Ты лжешь, — заявил он.
Я нахмурилась.
— Нет, я понятие не имела, кто ваш клиент и не знала, что вы притащите меня в этот богатенький райончик. Но я подозревала, что это должен быть кто-то с деньгами, чтобы позволить себе вашу помощь, — когда я произносила это, я ставила на Натали Зелл. Любая женщина, которая хочет поднять своего мужа из могилы чтобы порубить его топором и похоронить куски 'заживо' даже не моргнет при упоминании маленького похищения и смерти людей, которых она даже не знает.
Я слышала, как Никки остановился за моей спиной, и еле удержалась, чтобы не отскочить. Мне не нравилось, что мои похитители берут меня в коробочку, и ужасно не любила, когда оборотни подбирались так близко, если знала, что они могут причинить мне вред.
— Ты давишь на меня, Никки.
— От тебя пахнет правдой, — сказал он, все еще стоя слишком близко.
Якоб кивнул, но сказал:
— Дай ей немного места, Никки, нам нельзя прикасаться друг к другу, даже случайно.
Тот отступил на пару шагов, и я последовала за широкой спиной Якоба, а Никки шел за нами. Никаких больше разговоров, никаких вопросов — мы просто шли к передней двери. Как мило, что хозяин дома не заставил нас воспользоваться входом для прислуги. Хм. Интересно, особняки еще имеют входы для прислуги?
— Никаких вопросов? — сказал Никки.
— Нет, — ответила я.
— Большинство людей начало бы задавать вопросы, особенно женщины. Они слишком много говорят.
Якоб позвонил в дверь, и я услышала богатый, мелодичный перезвон глубоко в недрах дома.
— Смотрю, похищение женщин вошло у вас в привычку? — поинтересовалась я.
— Работа есть работа, — ответил он.
— Ну конечно, — сказала я. Мы ждали под пение птиц и далекое жужжание чьей-то мощной газонокосилки.
— Они говорят, потому что нервничают, — продолжил он.
— Единственный, кто здесь треплется, это ты, — указала я.
— Я не нервничаю, — сказал он, но слишком быстро для отрицания, и в его голосе проскользнула такая нотка…
— Лжец, — ласково сказала я.
— Завязывай, Никки, — бросил Якоб. Он расправил плечи, и я поняла: он слышал что- то, чего мы не слышали. Через мгновение дверь открылась, и я увидела Тони Беннингтона.
