– Он – гоблин, я могу с ним сделать что хочу и когда хочу.
– Не думаю, – возразила я.
– Он теперь сидхе, – сказал Рис волнующе низким голосом. – Когда-то он был добычей всякого, кто хочет. Теперь это не так.
– Он остался таким, как был. Он по-прежнему жаждет, чтобы им управляли. Я не боюсь никого, кто ищет себе хозяина.
У меня прорезался голос, и звучал он почти нормально:
– И все же ты хочешь, чтобы он отрезал кусок плоти от того, кого он считает хозяином. Где твоя логика, Кураг?
– Мне никого не нужно спрашивать, чтобы заставить Китто делать, что я хочу. Я возьму, что пожелаю, у любого гоблина, который не сможет мне помешать. – Он ткнул пальцем в Китто. – А у него на это силенок не хватит!
– Сила бывает разной, Кураг, – сказала я.
Он шагнул назад и опять уселся в кресло, покачав головой:
– Нет, Мерри, сила бывает только одна: сила взять, что хочешь.
– Или не отдать, – произнес мужской голос из-за рамы.
Кураг бросил хмурый взгляд в ту сторону и снова повернулся ко мне.
– Дай мне переспать с тобой и отведать плоти белого рыцаря, и я соглашусь на месяц за каждого гоблина, ставшего сидхе.
Рис отпустил меня – медленно, почти лениво. Если у него и были проблемы от такого близкого соприкосновения с Китто, то это никак не проявилось. Китто закончил вылизывать мою щеку и стоял, прижавшись ко мне.
– Я не могу позволить тебе нарушить твои супружеские обеты, как бы легко ты к ним ни относился. Наши законы это запрещают. А мои стражи – все до одного – никому мясом не будут. – Я поцеловала Китто в макушку.
– Тогда не будет и сделки. – Я увидела промелькнувшее на его лице облегчение.
Голос Дойла рухнул в тишину звоном колокола, низкий мурлыкающий ритм отозвался у меня прямо в коже.
– Я видел, как гоблинов лишили магии, Кураг. Я помню ваших колдунов. Я помню время, когда магия гоблинов была так же ужасна, как и их физическая мощь.
– А кто же убил всех наших ведьм и колдунов до единого? – снова прорезалась ярость в голосе Курага.
– Я, – сказал Дойл. Никогда не слышала, чтобы единственное слово так старательно лишили всяких эмоций.
– Чары сидхе высосали всю магию из наших жил!
– То заклинание принадлежало не неблагим. Мы хотели выиграть войну, а не уничтожить вас.
– И этот гад Таранис не уничтожил нас. Да, это он и его сияющий народец сотворили те чары. Они выпили нашу магию и забрали себе. Не верь, если они говорят другое, Мрак. Эта сияющая толпа лицемеров все придерживает, что уворовала.
– Я не принимаю на веру ни одного слова Короля Света и Иллюзий, – сказал Дойл.
Кураг пару секунд смотрел в глаза Дойлу, потом медленно проговорил, хоть я и видела еще не остывший гнев в его лице:
– Ты помог отнять у нас магию. Почему ты теперь хочешь ее вернуть?
– Я и правда тогда не был против отнять у вас магию. Убивать ваших воинов и ведьм – это было в порядке вещей. Вы убивали наших собратьев. И если бы ваши чары сохранились, для сидхе все могло бы обернуться худо.
– Мы бы победили, и все ваши сияющие задницы были бы нашими!
Дойл пожал плечами.
– Кто может предсказать, как повернется война? Но я говорю тебе сейчас: мы предлагаем вернуть вам часть украденной у вас магии.
Я шепнула на ухо Китто:
– Засветись для него, пожалуйста.
Китто поднял голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Его лицо было слишком серьезным, как будто он не хотел выполнить мою просьбу. Я бы спросила почему, но в присутствии Курага задавать такой вопрос опасалась – я не знала, что может ответить Китто. А я давно усвоила хорошее правило: не задавать на переговорах вопросов, на которые не знаешь ответа. Ответ может быть не в твою пользу.
Китто тихонько шепнул:
– Я боюсь.
Тут до меня дошло. Гнев, вожделение, самые разные чувства могут вызвать сияние магии, но страх, как ни странно, иногда ее убивает. Зависит от рода страха. Панический страх, животный отупляющий ужас просто лишают способности сосредоточиться. А вот немного страха может даже помочь. И иногда самая сильная магия возникает из самого жуткого страха. Но все же, особенно в самом начале, нельзя предугадать, как скажется страх на новых способностях.
