– Да будет так, – сказал Дойл.
В воздухе разнесся звон. Не настоящий звук, не колокол, не звон струны – а отзвук слов, будто обретших вес и эхом отдавшихся по комнате. По лицу Курага было видно, что и он это ощутил. Случилось что-то важное. Что-то судьбоносное. То ли какой-то кусочек пророчества встал на место, то ли, напротив, полностью переменился – так что в этот миг изменились судьбы всего мира. Тяжесть такой перемены можно ощутить, но что именно случилось – никогда не узнаешь, во всяком случае, до тех пор, пока не станет поздно что-либо предпринять. До того, как мы узнаем, что несли в себе эти несколько коротких слов, могут пройти недели или даже годы.
В глубине комнаты, где стоял Кураг, послышался иной звук. Клацанье по полу и как будто шуршание, словно двигалась многоногая гусеница. Мне звук не был знаком, но Китто вдруг побледнел как смерть и обмяк всем телом. Если б я его не держала, он свалился бы на пол. Рис вскочил на колени. Его руки лежали у меня на плечах, и я чувствовала, как сквозь них струится напряжение.
Я хотела спросить, что происходит, но боялась обнаружить нашу слабость перед Курагом. И тут Кураг сам ответил на мой незаданный вопрос.
– Я тебя еще не звал! – Кураг гневался, но в гневе различалась усталая нотка. Как будто гнев был скорее формальным. Кураг словно не надеялся, что гнев чем-то поможет. Я никогда не видела Курага таким... обреченным.
Из-за рамы прозвучал голос. Высокий и шипящий, так что я первым делом подумала о змеях, но в нем присутствовал еще и металлический оттенок, как у Криды, а в родне Криды змеегоблинов не было. Странный голос произнес:
– Ты жже хотел, шштобы я показаласссь, Кураг? Хотел, шштобы принцессса увидела, что не всссе мы так похожжи на сссидхе, как Падуб и Ясссень.
– Да, – сказал Кураг, поворачиваясь к зеркалу. Лицо его было серьезным и строгим. – Помни, Мерри: не все потомки сидхе унаследовали их внешность. Прежде чем заключать договор, посмотри, кого ты возьмешь в свою постель. – Он перевел взгляд на Риса и сказал без всякого поддразнивания: – И не все полукровки – мужчины.
– Не думай даже, Кураг, – сказал Рис голосом, лишенным эмоций, но в этом невыразительном голосе было что-то, от чего я пришла в ужас.
– Она происходит от сидхе, белый рыцарь, и хочет снова разделить с тобой постель.
Клацающе-шуршащий звук стал громче, что-то подползало к нам все ближе.
Китто беспомощно заскулил. Я обняла его крепко-крепко, но он будто ничего не почувствовал – безвольно висел в моих руках, словно полностью ушел в себя.
– Что там такое? – спросила я.
Рис произнес всего одно короткое слово, но произнес с такой ненавистью, что оно резало уши. Он назвал имя в тот самый миг, когда что-то вползло на кресло Курага. Что-то, будто слепленное из обрывков кошмарных снов.
– Сиун.
Китто закричал.
Глава 5
Закричал тонко и жалобно, как крольчонок в лапах у кошки. Вырвавшись у меня из рук, Китто на четвереньках шмыгнул по постели и упал с другой ее стороны.
Холод вбежал в комнату с пистолетом в одной руке и мечом в другой, поискал глазами противника и не нашел.
– Что случилось? Что с Китто такое?
– Мой мышшонок не хочет поприветссствовать сссвою хозяйку? Разве ты всссе забыл, чему я тебя научила, Китто? – прошипела тварь из кресла.
Дойл присел рядом с Китто и безуспешно пытался его успокоить. Я слышала его басовое бормотание в промежутках между криками, но когда Китто смог произнести хоть что-то членораздельное, это было только 'Нет, нет, нет, нет!'. Снова и снова.
Я бы тоже бросилась к Китто, но Рис вцепился мне в плечи. Один взгляд на его лицо – и я поняла, что в помощи нуждался не только Китто. Я не знала, чем могу помочь, но осталась на месте, и Рис, стоя на коленях, прижался к моей спине. Наверное, ему просто нужно было на что-то опереться.
Я отвернулась от гоблинки и подождала, пока мозг освоится с тем, что увидели глаза. На первый взгляд она казалась огромным, мохнатым черным пауком. Пауком размером с крупную немецкую овчарку. Но голова у нее сидела на шее, а не на брюхе, и рот тоже был похож на человеческий: у него имелись губы. Клыки тоже имелись, правда. Длиннющие черные ноги по бокам пузыревидного тела были совершенно паучьими, зато пара торчавших спереди рук – не были. Глаза, казалось, размещались везде, где можно и где нельзя, и все были трехцветными, три кольца разных оттенков синего. Тварь приподнялась, будто устраиваясь в кресле поудобнее, и сквозь шерсть проглянули бледные груди. Самка. Я не могла заставить себя назвать
Даже не думала, что когда-нибудь увижу такого фейри, кто действительно покажется мне ожившим кошмаром. Я дитя Неблагого Двора, мы и есть собрание кошмаров. Но Сиун оказалась кошмаром из кошмаров. Будь в ней чуть больше от человека или, наоборот, чуть больше от паука – и она была бы не так ужасна. Но она была чем-то средним, и впечатление создавалось просто жуткое.
Из странной формы рта, затерявшегося в черной шерсти между россыпями глаз, донеслись звуки:
– Риссс, как ссславно, очень ссславно тебя видеть! Я еще храню у сссебя на полке твой глазсс, в ссстеклянной банке. Навесссти нассс опять. Мне пригодилссся бы второй.
Я почувствовала дрожь Риса – он дрожал всем телом, как на невидимом ветру. Его голос был начисто лишен эмоций, просто опустошен – и звенел от этой пустоты, точно ракушка, выброшенная на берег.
– Если ты не хотел заключить договор с нами, Кураг, тебе следовало просто сказать об этом и не
