тратить ни свои, ни наши время и силы.
Я погладила руку Риса, все еще сжимавшую мое плечо, но не думаю, что он почувствовал хоть что- то.
– Холод! – позвал Дойл. – Займись Китто.
Холод убрал меч в ножны, пистолет – в кобуру и пошел к Китто. В повседневных мелочах Холод мог и поспорить с Дойлом, но в чрезвычайных ситуациях все стражи повиновались ему беспрекословно. Вековые привычки забываются с трудом.
Шагнув к нам с Рисом, Дойл спросил:
– Чего ты добиваешься, Кураг?
– Я хочу сссмотреть на красссавчика сссидхе! – запротестовала Сиун.
– Заткнись, Сиун! – бросил Кураг через плечо, словно отмахнулся от зануды. К моему удивлению, она и правда заткнулась.
– Я считал, Мерри нужно знать, на что вы ее толкаете. – По его лицу пробежало что-то вроде обычной его ухмылки. – Впрочем, Мрак, в постель с Сиун ляжет не она.
– С ней никто не ляжет, – заявил Рис. Дойл положил руку ему на плечо.
– Не рассчитывайте, что ей снова достанутся Рис или Китто.
– Сам с ней переспишь? – поинтересовался Кураг.
Дойл ответил ему непроницаемым взглядом:
– Твое предложение, Кураг?
– Я соглашаюсь на месяц союза за каждого гоблина, которого вы сделаете сидхе, а вы беретесь удовлетворить каждого гоблина с примесью крови сидхе, который на это решится.
Черные глаза Дойла метнулись к Сиун и снова вернулись к Курагу.
– Почему ты так сопротивляешься, Кураг? Почему ты не хочешь вернуть гоблинами магию?
– Я не сопротивляюсь, напротив – я соглашаюсь! Но на определенных условиях. Я даже дам Мерри ее месяц за каждого гоблина, с кем вы переспите.
Дойл кивнул в сторону Сиун:
– Требовать, чтобы мы спали со всеми, кому заблагорассудится, – это оскорбление.
– Разве она была бы такой, если бы кто-то из вашего народа не изнасиловал ее мать?
– Ее мать не насиловали, – проронил Рис все тем же жутким бесстрастным голосом.
Кураг пропустил его слова мимо ушей, но Дойл переспросил:
– Что ты сказал, Рис?
– Она хвасталась, что ее мать сама изнасиловала какого-то сидхе в последнюю войну. – Руки Риса до боли сжали мне плечи. – Не вешай на нас вину за этот именно кошмар, Кураг. Это гоблины сотворили сами.
По лицу Курага было видно, что он знал правду.
– Ты солгал нам, Кураг, – обвиняюще произнес Дойл.
– Нет, Мрак, я задал вопрос, я не утверждал, что ее мать изнасиловали.
– Очень уж вольно ты обращаешься с правдой, Кураг, – сказала я.
Кураг посмотрел на меня и кивнул:
– Наверное, у сидхе научился.
– А это что, не оскорбление?! – воскликнул Рис.
Дойл поднял ладонь.
– Хватит. Мы или соглашаемся на условия гоблинов, или заканчиваем разговор и остаемся в союзе с ними на следующие два месяца, и только.
– Я дам вам время подумать, – сказал Кураг. Он поднял руку, намереваясь прервать связь.
– Нет, – остановил его Дойл. – Нет, если мы отложим разговор, ты выдумаешь что-нибудь еще. Мы решим сейчас.
Я смотрела на Дойла и не могла разобраться в его чувствах: ни лицо, ни поза не давали никаких подсказок. Это был Мрак, неприступный Мрак, левая рука королевы. Кошмар моего детства. Впрочем, я еще ни разу не видела его на публике таким раздетым. Мрак ее величества всегда был одет от шеи до кончиков пальцев, в любую погоду. Когда-то закатать рукава для него было все равно что раздеться догола – а теперь на нем были плавки из трех веревочек, и все же он оставался все тем же неприступным, непроницаемым, ужасающим Мраком.
– Кто из вас переспит с Сиун? – в лоб спросил Кураг.
– Я, – ответил Дойл.
– Нет! – тут же сказала я.
– Никто из нас к ней не притронется, – процедил Рис.
– Нам нужна эта сделка, Рис, – напомнил Дойл.
