– Нас никто не обманывал, – сказал Дойл.
Холод смерил его долгим взглядом:
– Чашу утратил Благой Двор, Дойл. И они же вынудили нас расстаться с большей частью нашей сущности.
Дойл мотнул головой.
– Я не стану спорить на эту тему. Ни с кем из вас, – добавил он, взглянув на Риса и Галена.
Гален развел руками:
– Я никогда и не спорил.
– Ты слишком молод, – согласился Дойл.
– Ну так, может, объяснишь что-нибудь тем, кому еще не стукнуло полтыщи лет?
Дойл улыбнулся уголком губ.
– Почти все великие реликвии, что исчезли бесследно, принадлежали благим. Реликвии неблагих остались, хотя потеряли в силе. Поговаривали, что Благой Двор разгневал Богиню или Консорта, раз они лишились благодати.
– Мы считали, будто они совершили что-то настолько дурное, что божественный лик отвернулся от них, – сказал Холод.
Я повернулась к нему:
– То есть ты так считал.
Он кивнул. Его лицо казалось лицом прекрасной статуи, слишком красивым для живого лица, слишком надменным, чтобы к нему притронуться. Он опять спрятался за холодной маской, которую веками носил при Неблагом Дворе. Я знала уже, что маска была способом защиты – камуфляжем, если хотите, – чтобы прятать за ней боль. Несколько слоев этой защиты я сдернула и увидела, что за ней скрывается. К сожалению, на этой стадии копания в обидах и страданиях мы и застряли. Мне ужасно хотелось двигаться дальше, к следующему слою. Не одни же обиды у Холода за душой. Я в этом уверена... почти.
– Так считают многие, – сказал он.
Дойл пожал плечами:
– Все, что я знаю, – это что мы многое потеряли и что переселились в Западные земли. Кроме этого, я ни в чем не уверен. – Он сердито глянул на Холода. – И ты тоже.
Холод открыл было рот, но Дойл поднял руку:
– Нет, Холод, мы не станем бередить эту рану. Сегодня не станем. Мерри будет только твоей, пока мы не убедимся, что не опасны для нее. Тебе этого мало?
– Пойду-ка я спать, – довольно неожиданно сказал Рис, и все повернулись к нему. – Старые склоки мне неинтересны, а после того, как я мгновенно поддался гламору Шалфея, я не уверен, что вновь стал Кромм Круахом. А если я не бог, то слоняться возле Мерри мне не стоит. – Он послал мне воздушный поцелуй. – Спокойной ночи, моя принцесса! Поутру нам всем нужно будет собраться и успеть на самолет в Сент-Луис. Так что не проболтайте тут всю ночь.
Он погрозил нам пальцем и удалился. Гален поглядел на нас с Дойлом и Холодом.
– Мне тоже пора, наверное. – Он взглянул на меня с болью и сожалением. – Что бы тут ни происходило, надеюсь, мы скоро со всем разберемся.
Я сказала ему в спину:
– Посмотри, как там Китто, хорошо? А то он наверняка проснулся от этого шума.
Он кивнул и ушел, очень стараясь не оглядываться, словно не хотел нас видеть.
– Никка, ступай-ка тоже к себе, – велел Дойл.
– Я не ребенок, чтобы отправлять меня в детскую!
Мы все на него вытаращились, потому что Никка никогда не спорил с Дойлом. Вообще-то он ни с кем не спорил.
– Кажется, с крыльями ты и храбрости набрался, – отметил Дойл.
Никка посмотрел на него очень хмуро:
– Я уйду, если ты уйдешь тоже.
– Намекаешь, что Дойл хочет выставить тебя, чтобы остаться со мной самому? – спросила я.
Никка промолчал, злобно глядя на Дойла.
Холод вынырнул на миг из своей хандры, чтобы сказать:
– Это я просил Дойла остаться.
Никка перевел мрачный взгляд на Холода:
– Зачем?
– Он может обеспечить безопасность Мерри.
Никка сполз с постели и встал перед нами очень прямо – стройное, атлетичное, бронзовое видение, обрамленное буйной гривой волос и еще этими крыльями. Кажется, крылья привлекали меня больше, чем должны были. То есть, конечно, они были прекрасны – но они просто притягивали мой взгляд, мое внимание. Что-то во мне хотело их потрогать, покататься по их великолепию, покрыть все тело
