– Да, – сказала я. – Я знаю о происхождении Холода.
Она поглядела на меня с явным удивлением:
– Он бы не рассказал тебе сам.
Я качнула головой:
– Он мне даже показал – своим волшебством. Я видела, как он танцевал на снегу. Я знаю, кто он сейчас и чем он был, и для меня это ничего не меняет.
Красивое лицо отразило уже не удивление, а шок. Она шагнула ко мне и взяла за руку:
– Конечно же, меняет. Ты думала, что спишь с сидхе, а он всего только одушевленная горстка льда!
Я посмотрела на ее руку, должно быть, со всей неприязнью, какую начинала чувствовать, потому что руку она тут же убрала.
– Ты правда так думаешь... Для тебя это ничего не меняет.
Я мотнула головой:
– Ничегошеньки.
– Не могу понять... – озадаченно сказала она.
– Только этой ночью ты снова стала Конхенн. Ты впервые за сотню лет переспала с сидхе. И вот ты проснулась поутру – и в тебе ничего не осталось от Мэви Рид. Ты говоришь точно как дамочка из Благого Двора. Никогда не понимала, почему благие усвоили викторианские взгляды на секс – это так не по- эльфийски!
– Конечно, не понимаешь. Откуда тебе понять? Спать с человеком – еще приемлемо, но не с эльфом- крошкой. Желание перевесило вчера мой здравый смысл. Я была опьянена магией. А теперь протрезвела.
– Но тебя изгнали из Благого Двора, Мэви, а Неблагой Двор не обращает внимания на происхождение, только на результат. Важно не откуда ты взялся, а чем ты можешь быть полезен.
Она качнула головой:
– Сегодня у меня никак не получается спрятать глаза. Я не могу заставить их скрыться под гламором, и я не знаю почему. Я десятки лет носила гламор, я к нему привыкла, будто к своему настоящему внешнему виду. И вот я не могу защитить им глаза. Ты дала мне силу, Мерри, но и отняла кое-что.
– Так, значит, я виновата в том, что ты трахнулась с Шалфеем?
– Может быть, – сказала она, но слова прозвучали неуверенно. На самом деле она так не думала.
– Не имеет значения, что о тебе подумают при Благом Дворе, Мэви. Если ты туда и вернешься, Король Света и Иллюзий тебя уничтожит. Но тебя с радостью примут при Неблагом Дворе. Ты можешь поехать с нами и сегодня же оказаться в самом сердце волшебной страны. – Я смотрела ей в лицо и успела заметить вспыхнувшее в глазах желание прежде, чем она успела его скрыть. Она вежливо улыбнулась:
– Я благая сидхе, Мерри.
– И я принадлежал когда-то к золотому двору, – сказал Холод.
– Никогда ты к нему не принадлежал, Джекки Иней, никогда!
Он улыбнулся очень холодно.
– Позволь я перефразирую. Когда-то меня с трудом терпели при дворе красоты и иллюзий. Терпели, потому что моя сила росла, когда силы остальных таяли. Я рос благодаря людским верованиям, а не стараниями кого-то из сидхе. Обо мне люди помнили, даже когда позабыли всех ваших дивно-прекрасных богов. Крошка-мороз, Джекки Иней, Джек Холод.
Он опять шагнул к Мэви, и на этот раз она не удержалась и попятилась – самую малость.
– Но кто помнит теперь о Конхенн? Где все стихи и песни, что тебе пели? Почему помнят обо мне, а тебя забыли?
– Не знаю, – прошептала она.
– И я не знаю, но так оно есть. – Он наклонился к самому ее лицу, чуть ли не к губам. – Они меня помнят, хотя забыли почти всех. Загадка.
Он начал светиться, словно в нем спряталась луна; свет вспыхнул в глазах, посеребрив их почти до оттенка его же волос. Волосы сияющим ореолом взметнулись вокруг тела под исходящим от него волшебным ветром. Он стоял перед Мэви, словно греза, отлитая из расплавленного серебра.
Так близко от его магии она не могла ему не ответить. Слишком долго она жила без прикосновений сидхе. Такую жажду не утолить за одну ночь, и нескольких касаний магии недостаточно. Такой голод много сильнее.
Ее магия выплеснулась золотистой вспышкой, отбелила ее волосы, заставила их разметаться по воздуху. Холод стоял к ней так близко, что их сила перемешивалась, золото и серебро сплавлялись воедино между их телами. От божественности здесь не было ничего, просто сила сидхе.
Я смотрела на них и думала, что понимаю своих предков-людей, считавших сидхе богами. В наше время их, наверное, приняли бы за ангелов – а может, за пришельцев с Марса. Я смотрела на их сияние и даже сквозь сияющий ореол различала откровенное желание на лице Мэви. А на лице Холода было только удовлетворение.
Он наклонился, прижавшись к ней сияющими губами. Поцелуй был вполне целомудренным – физически, – но магия ударила в Мэви копьем серебряного света. Длинный луч силы едва ли не рассек пополам золотистое сияние. На миг оно потемнело в центре – вспыхнуло как настоящий костер, красным и оранжевым. Но Холод тут же отстранился, шагнул назад, оставив ее сиять в одиночестве.
