последнего слова – или мы найдем способ заставить его пожалеть, что он вообще встретил нас на пути.
Теперь он говорил скорее с гневом, чем с печалью.
– Ты осмеливаешься упрекать свою королеву? – спросила она.
Я потянулась к руке Риса, сжала ее. Он взглянул сперва на руку, потом мне в лицо. Что бы он там ни увидел, этого хватило. Он глубоко вздохнул и качнул головой.
– Никто на это не осмелится, ваше величество.
Голос у него опять стал покорным.
– Что ты могла бы дать за признаки возвращения жизни садам? – спросил Дойл.
– А что ты называешь признаком? – Голос у королевы был полон недоверия; она слишком хорошо знала сидхе.
– Что ты отдала бы за знак присутствия жизни в этом саду?
– Тот ветерок – это еще не знак, – сказала она.
– Неужели возвращение жизни садам ничего для тебя не стоит, моя королева?
– Конечно же, стоит.
– Это значило бы, что наша сила возвращается.
Она взмахнула мечом, серебро тускло блеснуло на свету.
– Я знаю, что это значило бы, Мрак.
– А чего, по мнению королевы, стоит возвращение нашей силы?
– Мне ясно, куда ты клонишь, Мрак. Не пытайся играть со мной в такие игры. Это я их придумала.
– Хорошо, я не буду играть и скажу прямо. Если мы вызовем признаки жизни в нашем подземном мире – подожди с наказанием для клана Нерис. Как и для всех прочих.
Улыбка холодная и жестокая, как зимнее утро, искривила губы королевы.
– Хорошее уточнение, Мрак.
У меня горло перехватило, когда я поняла, что не добавь он последнюю фразу, и кто-то заплатил бы за ее гнев. Кто-то дорогой Дойлу, или мне, или нам обоим, если бы она такого нашла. Рис был прав: игра словами – опасная игра.
– Так чего ради мне придется ждать? – спросила она.
– Ради возвращения жизни мертвым садам.
– А если жизнь в них не вернется?
– Если мы убедимся, что принцесса с ее стражами не могут вернуть к жизни эти сады, ты накажешь людей Нерис по своему желанию.
– А если вам удастся оживить сады? – спросила она.
– Если здесь появится хоть намек на жизнь, ты позволишь принцессе Мередит самой определить меру наказания для тех, кто пытался ее убить.
Она покачала головой.
– Умно, Мрак, но недостаточно умно. Если здесь появится намек на жизнь, я позволю Мередит собственноручно наказать людей Нерис.
Теперь головой покачал он.
– Если принцесса Мередит с помощью ее стражей хоть признак жизни вернет этим садам, то только Мередит станет решать, какую кару понесут соплеменники Нерис.
Она раздумывала несколько секунд, но кивнула:
– Согласна.
– Ты ручаешься словом, словом королевы Неблагого Двора?
Андаис кивнула еще раз:
– Ручаюсь.
– Засвидетельствовано, – сказал Рис.
Она отмахнулась:
– Ладно, ладно, вы свое обещание получили. Но не забудьте, вам придется мне доказать, что в сады вернулась хоть искорка жизни. И лучше бы доказательство было таким наглядным, чтобы даже я не сумела поспорить, Мрак, – потому что я поспорю, будь уверен.
– Я уверен, – сказал Дойл.
Тут она взглянула на меня – не самым добрым взглядом.
– Наслаждайся Мистралем, Мередит. Наслаждайся и помни, что, когда это кончится, он вернется ко мне.
– Спасибо, что ты мне его уступила на время, – ответила я, полностью убрав из голоса эмоции.
Она состроила мне гримасу.
– Не говори спасибо, Мередит, рано еще. Ты только однажды с ним переспала. – Она показала мечом в мою сторону. – Хотя я вижу, ты уже знаешь, что он называет удовольствием. Он любит причинять боль.
– В таком случае, должно быть, он для тебя идеальный любовник, тетя Андаис.
– Нет, племянница. Я люблю сама причинять боль, а не испытывать ее.
Я успела проглотить слова, которые мне хотелось сказать. И выдавила только:
– Не знала, что ты чистая садистка, тетя.
Она нахмурилась:
– Чистая садистка? Что за странная формулировка?
– Я только хотела сказать, что не знала, что тебе совсем не нравится испытывать боль.
– О, немножко ногтей и зубов – почему бы и нет, но ничего подобного. – Королева опять показала на мою грудь. Она болела в месте укуса, и зубы Мистраля отпечатались почти все, хотя кожу он не прокусил. Синяк будет, но не больше.
Королева встряхнула головой, словно прогоняя мысли прочь, и развернулась, взвихрив юбки. Потом, подхватив край юбки, она завернулась в ткань и глянула еще раз через плечо, прежде чем шагнуть в темноту и уйти восвояси. Последние ее слова не слишком успокаивали:
– Не приходите потом жаловаться, что Мистраль сгубил вашу принцессочку.
И тьма лишилась ее присутствия.
Столько народу сразу вздохнуло с облегчением, что по деревьям будто ветер прошел. Кто-то нервно хихикнул.
– Здесь она права. – Мистраль смотрел на меня с грустью. – Я люблю доставить немножко боли. Прости, я сделал тебе больно. Но я так долго… – Он развел руками. – Я забылся. Прости.
Рис рассмеялся, к нему присоединился Дойл, а потом и Гален с Холодом засмеялись тихо и очень по- мужски.
– Почему вы смеетесь? – спросил Мистраль.
Рис повернулся ко мне, еще хихикая.
– Сама скажешь или нам сказать?..
Я покраснела, что со мной бывает редко. Рука Аблойка лежала в моей руке; я потянула его вперед, и мы прошли к Мистралю по ломкой сухой траве. Я посмотрела на стекающую по белой шее струйку крови и вгляделась в растерянные глаза. И невольно улыбнулась.
– Мне нравится, что ты сделал с моей грудью. Именно так мне и нравится, когда до крови остается всего чуть-чуть.
Он непонимающе нахмурился.
– К царапинам от ногтей ты снисходительней, – сказал Рис. – Там ты против крови не возражаешь.
– Но только после подготовки, – уточнила я.
– Подготовки? – удивленно спросил Мистраль.
– Предварительной игры, – пояснил Аблойк.
Удивленное выражение исчезло, глаза Мистраля заполнило совсем другое чувство. Что-то горячее и уверенное в себе, заставившее меня вздрогнуть от одного его взгляда.
– Это я могу, – сказал он.
– Тогда снимай броню, – предложила я.
– Что?
