лежал в одной постели со мной. По своей магии он был истинным сидхе, но в сердце он навсегда останется гоблином, как и я во многом останусь человеком из-за того, что ходила в школу для людей и дружу с людьми. Не одни только гены делали меня человеком — я стала больше человеком, чем должна была, и больше американкой по образу мыслей, чем должна была.
Иногда я задумывалась, не нашел бы мой отец другой предлог, чтобы воспитывать меня за пределами волшебной страны, если б Андаис не пыталась меня убить. Он считал очень важным, чтобы я понимала дух нашей новой страны.
— Китто, — сказал Рис. — Я знаю, что поначалу вел себя ужасно, но я пытался загладить вину.
Голос Китто глухо прозвучал из-под простыни:
— Ты все делал, просто чтобы загладить вину?
Рис обдумал вопрос.
— Поначалу да, но ты один оказался способен посмотреть два гангстерских фильма подряд и получить от них удовольствие. Остальные только терпели. Или и ты просто проявлял вежливость?
Китто ответил, не высовывая головы:
— Мне нравится Джим Кэши. Он маленький.
— Угу, я это тоже ценю, — согласился Рис.
— Но ты же не маленький, — сказал Китто.
— Для сидхе маленький.
Китто выглянул из-под простыни и повернулся к Рису. На меня внимания не обращали. Момент взаимопонимания между парнями — правда, с несколько девчачьим оттенком. Я вообще заметила, что с Китто мужское молчание не проходит. Ему надо было почти по-женски проговорить свои мысли и чувства, или он их не вполне осознавал.
— Эдвард Г. Робинсон тоже маленький, — тихонько сказал Китто.
Рис улыбнулся.
— Да и Богарт совсем не высокий.
— Правда? А кажется, будто высокий.
— Ящики из-под яблок и камеры снизу, — хмыкнул Рис.
Китто не задавал вопросов насчет ящиков из-под яблок, так что у них явно был уже разговор о том, как невысоких актеров ставят на подставки, чтобы они казались повыше. Простейший способ добиться, чтобы герой или злодей выглядел так, словно может одной левой всех вокруг расшвырять. О, эта магия малобюджетного кино!
Китто высунулся из-под простыни чуть подальше.
— Так чего ты хочешь, Рис?
— Хочу извиниться, что когда-то не отделял тебя от Падуба, Ясеня и прочих.
— Я не такой сильный, как они.
Рис покачал головой:
— Ты добрый и ищешь доброты в других. Это не грех.
— Ты мне объяснял уже насчет греха. Если я понял правильно, то это грех, Рис, — быть слабым среди гоблинов. Грех, который чаще всего карается смертью.
Рис присел на кровать. Китто не вздрогнул, что уже было неплохо.
— Я слышал, ты решил сегодня остаться с Мерри, когда придут гоблины? — спросил Рис.
— Да.
— Они еще раз вызывали нас по зеркалу, когда Мерри ушла.
А, ну вот оно, подумала я.
Китто сел на кровати, крепко обхватив колени. Простыня с него соскользнула, да и с меня немного тоже.
— И что было?
— Кураг, Царь гоблинов, удивился, услышав, что ты сам вызвался помогать Мерри. Он сказал, что Падуб тобой пользовался как шлюхой, если не мог найти женщину по вкусу.
— Много кто мной пользовался, когда у меня не было хозяина, — сказал Китто как совершенно обыденную вещь.
— Он сказал, что одна твоя хозяйка очень любила братцев, и что ты ей тоже помогал.
Уверена, что Курах не так выразился. Гоблины насчет секса не говорили обиняками — кроме тех, кто, как Китто, всю жизнь проводил в подчинении. Как ни странно, но лучшими дипломатами среди гоблинов были самые слабые. Если за неверно сказанное слово тебя запросто прибьют или искалечат — научишься думать, что говоришь. Я училась именно так.
— Они нравились моей последней хозяйке, это правда.
— А что случилось с твоей последней хозяйкой? — спросил Рис.
— Я ей надоел, и она меня отправила искать новую хозяйку. — Он тронул меня за руку.
— Ты считаешь Мерри своей новой хозяйкой, — понял Рис.
— Да.
Этот поворот для меня был новостью.
— Китто, — сказала я, и он посмотрел на меня. — Ты считаешь, что если я о чем-то прошу, ты не вправе отказаться?
— Твои просьбы выполнять приятно. У меня никогда в жизни не было такой замечательной хозяйки.
Не на такой ответ я рассчитывала. Я посмотрела на Риса, пытаясь взглядом спросить: «И как же мне на это реагировать?».
Рис ответил вслух:
— Тысячелетний образ мыслей не изменится за пару месяцев хорошей жизни, Мерри.
Это верно, но мне не нравилось, что Китто считал себя так мало свободным в своей новой жизни.
— Ты сидхе, Китто, — сказала я.
— И гоблин тоже, — сказал он, как будто это все решает. Может, и решает.
— А почему ты вызвался помогать Мерри при визите Ясеня и Падуба? — спросил Рис.
— Никто из вас не знает, на что они способны. Мне надо быть здесь, чтобы если что плохое случится — то не с Мерри.
— То есть, ты заменишь Мерри, если дойдет до насилия?
Китто кивнул.
Я села и обняла его:
— Я не хочу, чтобы ты пострадал.
Он прижался ко мне.
— Именно поэтому я с радостью приму боль. И вообще я выносливей тебя.
— Если вы меня примете, я бы хотел остаться с вами на этот вечер, — сказал Рис.
— На эту ночь, ты имеешь в виду? — уточнила я.
— Нет, на это я пока не решусь. — Он глянул в сторону, потом снова на нас — но не на меня. — Не уверен, что мне хватит силы духа, как моему другу.
— Другу? — переспросил Китто.
Рис кивнул.
— Почему ты говоришь, что у меня больше силы? — удивился Китто.
— Я стал жертвой гоблинов всего на одну ночь — а потом боялся и ненавидел их годами. Ты мне показал, как я неправ. И все же я не уверен, что мне хватит силы остаться и смотреть, как Мерри отдается гоблинам. Не уверен, что смогу наблюдать и охранять ее. Тебя годами… мучили те самые гоблины, что будут с ней сегодня. И все же ты отдашься им во власть, чтобы защитить Мерри. Вот что я скажу тебе, Китто: такого рода храбростью я не обладаю.
Его единственный прекрасный глаз заблестел в полутьме.
Китто потянулся к Рису и взял его за руку.
— Ты храбрый! Я видел.
Рис покачал головой и зажмурился. Одинокая слезинка скатилась у него по щеке, сияя в полумраке, как не могла бы сиять человеческая слеза.
