Шаред кивнула и спросила:
— Можно мне встать, ваше высочество?
Я вздохнула:
Пока она вставала, на колено опустилась Догмела.
— Прошу прощения, принцесса, я не почтила тебя должным образом.
— Пожалуйста, прекратите, — сказала я.
Озадаченная, она подняла голову. Я встала и подала ей руку — она взяла, нахмурившись.
— Разве ты не заметила, что мужчины не кланяются мне на коленях?
Женщины переглянулись.
— Королева редко настаивала на поклонах, зато принц — всегда, — сказала Шаред. — Только скажи, как нам тебя приветствовать, и мы выполним.
— Рада буду, если скажете «привет».
— Нет, — вмешался Баринтус. — Так не пойдет.
Я взглянула на него далеко не дружелюбно.
— Не тебе решать, Баринтус.
— Если тебя не уважают, то и не подчиняются.
— Фигня.
Он оторопел, явно не ожидая услышать такое от меня.
— Мередит…
— Нет. Все, что могла, я уже от тебя выслушала. Никакие поклоны и расшаркивания никому не прибавили ни капли уважения к Келу и Андаис. Вот бояться заставили, но страх — это не уважение.
— Ты мне угрожала руками плоти и крови. Ты хотела внушить мне страх.
— Я предпочла бы заслужить твое уважение, но ты всегда будешь видеть во мне лишь маленькую дочку Эссуса. Как бы ты меня ни любил, ты не сочтешь меня достойной правительницей.
— Неправда, — сказал он.
— А то, что я пожертвовала короной ради жизни Холода, и вовсе подорвало твою веру в меня.
Он отвернулся, что само по себе было ответом.
— Так поступают экзальтированные романтики, а не королева.
— Значит, я тоже экзальтированный романтик? — спросил Дойл, делая шаг вперед.
Баринтус посмотрел на нас обоих, потом сказал:
— От тебя, Мрак, такого никто не ждал. Я думал, что ты поможешь сделать ее такой королевой, которая нам нужна. А вместо этого она превратила тебя в слюнтяя.
— В кого? — переспросил Дойл, и меня в дрожь бросило от его тона.
— Хватит!
Я не собиралась кричать, так само получилось.
Все уставились на меня.
— Я всю жизнь видела, как страх правит дворами фейри. Я заявляю, что здесь будет править справедливость и любовь, а если кто-то не желает, чтобы я к нему относилась справедливо и с любовью, двери перед ним открыты.
Я пошла к Баринтусу. Нелегко проявлять власть, когда приходится так задирать голову, чтобы смотреть в глаза, но я всю жизнь жила коротышкой среди верзил, я справилась.
— Ты утверждаешь, что хочешь видеть меня королевой. Что хочешь от меня жесткости, и того же ждешь от Дойла. Ты хочешь, чтобы мы правили так, как должно править дворами сидхе, верно?
После секундной заминки он кивнул.
— Тогда благодари Богиню и Консорта, что я не такой правитель, которого ты хочешь, потому что иначе я убила бы тебя — такого надменного, так переполненного силой после одного жалкого месяца, проведенного на берегу моря. Я убила бы тебя сию минуту, не дожидаясь, пока твое могущество еще возрастет, и именно так поступили бы моя тетушка или мой кузен.
— Андаис послала бы убивать меня своего Мрака.
— Я уже говорила, что для этого я слишком дочь своего отца.
— Ты бы попыталась убить меня сама.
— Да.
— И ты смог бы защитить себя, — сказал Рис, — только убив дочь Эссуса и его внуков одновременно. Думаю, ты скорее дал бы ей себя убить.
Баринтус развернулся к Рису:
— Не лезь в это дело, Кромм Круах. Или ты забыл, что я помню твое первое имя, куда более древнее?
Рис засмеялся, донельзя изумив Баринтуса:
— О нет, Мананнан Мак-Ллир, На моем прежнем имени тебе не сыграть. Я уже не тот, кто его носил, и так давно не тот, что старое имя не имеет ко мне нынешнему никакого отношения.
— Довольно, сказала я, немного успокоившись. — Мы уезжаем, и я хочу, чтобы ты, Баринтус, к вечеру приехал в большой дом.
— Я буду рад разделить ужин со своей принцессой.
— Захвати с собой сумку с вещами, ты какое-то время поживешь в главной резиденции.
— Я предпочел бы оставаться у моря, — сказал он.
— Не важно, что ты предпочел бы. Я хочу, чтобы ты отправился в большой дом вместе с другими моими стражами.
Лицо у него стало почти страдальческое:
— Я так долго жил вдали от моря, Мередит.
— Я помню. Я видела тебя купающимся в волнах, ты никогда еще не бывал на моей памяти таким счастливым. Я бы охотно оставила тебя вблизи твоей стихии, но ты сегодня показал, что морская вода ударила тебе в голову не хуже капитанского рома. Ты опьянен близостью волн и песка, так что ты переедешь в большой дом и протрезвеешь.
Глаза у него налились злостью, а волосы снова странным образом заволновались, будто от скрытого в них течения.
— А если я откажусь переезжать?
— Я так понимаю, ты отказываешься выполнять прямой приказ своего сюзерена?
— Я спрашиваю, что ты сделаешь, если я ему не подчинюсь.
— Ты больше не будешь жить на побережье. Я отошлю тебя обратно к Неблагому двору, и ты из первых рук узнаешь, сколько крови фейри всех рас и разновидностей льет Андаис, пытаясь укротить магию, перекраивающую ее королевство. Она думала, что с моим отъездом магия угомонится и она снова возьмет все в свои руки, но не я всему виной, а Богиня. Волшебная страна вновь ожила, а все вы, старейшие, кажется, забыли, что это значит.
— Я ничего не забыл, — сказал он.
— Неправда.
—
— Значит, ты лжешь себе. — Я повернулась к остальным: — Идем. Нас давно ждут.
Я направилась к двери, и за мной пошли почти все. Я бросила через плечо:
— К ужину будь в большом доме, Баринтус, или садись на самолет до Сент-Луиса.
— Если я вернусь, она будет пытать меня бесконечно — сказал он.
Я остановилась на пороге, стражи расступились, открывая мне вид.
— А не этим ли ты только что угрожал Галену?
Он смотрел на меня с укором:
— Ты все еще действуешь по велению сердца, а не головы, Мередит.
— Знаешь старую мудрость? Никогда не становись между женщиной и ее любовью. Так вот, не угрожай моим любимым, потому что я даже Летнюю страну переверну, защищая свое.
«Летней страной» у нас называют небеса.
— Я приеду к ужину, — сказал он, поклонившись. — Ваше величество.
