Однажды я предложил председателю Счетной палаты пробежать стометровку по пересеченной «политической» местности современной России. Он согласился...
Вообще-то Сергей Степашин приезжал в село Городню, что в Тверской области, не кроссы бегать, а отмечать пятилетие православной гимназии, где на полном обеспечении — более 100 детей, в основном из неблагополучных семей. Эту гимназию в Городне называют «степашинской». Потому что главный контролер страны — ее главный попечитель. Впрочем, сам Степашин сей факт все эти годы скрывал. Но я его «разоблачил».
— Вы чего-то стесняетесь? — спрашиваю председателя Счетной палаты.
— Ничего я не стесняюсь, построили и построили, — отмахнулся он. — И зачем афишировать? Это же не для пиара, а для души. Между прочим, я человек крещеный — в Шуваловской церкви в Ленинграде, где в свое время отпевали попа Гапона... А потом, это же для ребятишек. Чем старше, тем больше понимаешь, какое это чудо...
Когда Степашин пообщался с ребятишками и попил с ними чаю, я спросил у него: «А не слабо нам прогуляться по крутому волжскому обрыву?» — он проворчал что-то типа: «Вечно “Комсомолку” на подвиги тянет...»
...Склон был крутой и скользкий — впору прыгать с парашютом. Экс-премьер постоял у края минуту, передернул плечами, расстегнул куртку и... ринулся вниз. Я сломя голову бросился за ним.
ДИАЛОГ ПЕРВЫЙ
— ...Сергей Вадимович, а вот, допустим, поймали в коридоре власти взяточника...
— Взяточники сейчас — это уже экзотика.
— А Георгий Сатаров, президент фонда «Индем», утверждает, что взятки у нас сейчас в год дают и берут аж на триста девятнадцать миллиардов долларов. Это в три раза больше, чем бюджет страны, или половина ВВП.
— Цифра, которую приводит Сатаров, мне непонятна. Я могу четко сказать, что этот показатель не имеет методик расчетов. Я об этом говорил и с Нургалиевым, и с Патрушевым... Это, так сказать, «неучтенный вопрос». А если человеку известна такая цифра, значит, он знает, кто давал, кто брал, и не сообщил в правоохранительные органы. Его надо привлекать к ответственности.
— Сатарова?
— Не Сатарова, а того, кто ему эту цифру дал. Я бы поаккуратнее был с цифрами. Это будоражит общественное мнение. И создается впечатление, что Сатаров знает, а Медведев, Путин, Степашин, Нургалиев, Чайка — нет...
— А это не так?
— Проблема взяток — не главная в стране.
— Что, всех взяточников переловили?
— Да нет. Просто, повторяю, это уже «не модно». Сейчас напрямую деньги не дают и не берут — это редкий случай. Есть другие формы.
— Можете поделиться?
— Главная тема — тендеры, конкурсы, откаты, удорожание проектов. А еще так называемое условное награждение нужного человека. Это может быть и передача каких-то акций его близким родственникам, и предоставление преференций, которые милиционеру трудно увидеть.
— А аудитору?
— И аудитору тоже. Поэтому мы и бились за быстрейшее подписание Россией Европейской конвенции о борьбе с коррупцией. (Подписали ее в 1999 году, а ратифицировали только в 2006 году. — А.Г.)
Там есть один очень важный пункт, по которому госчиновник должен отчитаться перед соответствующим органом. Вот ты всю жизнь работал, скажем, замминистра, получая соответствующую зарплату. И вдруг на глазах людей вырастает особняк трехэтажный. Надо прийти и у человека спросить: на какие деньги ты это построил? Сейчас, после ратификации конвенции, эта позиция начинает у нас работать.
Тем, кто незаконно нажился, придется возвращать часть денег. Или доказывать, что ты заработал суммы или собственность честным трудом. Ну или хотя бы уходить с госслужбы.
— Или переписать собственность на родственников.
— Это уже уход от налогов и от ответственности. Да, многие так и делают. Но эта цепочка тоже проверяется.
— А Закон о борьбе с коррупцией поможет?
— Чтобы Закон не был декларативным, надо, чтобы позиции, о которых мы с вами здесь говорили, были четко прописаны и в Уголовном кодексе.
— А вы будете этого добиваться?
— Да, конечно.
— Несладко теперь придется тем, кто заграбастал деньги и собственность...
— Как сказать... Закон, к сожалению, обратной силы не имеет. Тут же есть срок давности — десять лет. Скажем, известный сенатор Вавилов сейчас уже неподсуден.
— А что же вы так долго собирались?
— К сожалению, не все зависело только от нас...
— А лично вам взятки предлагали?
— Нет. Во-первых, это мне не нужно. Во-вторых, потому что знают — это бесполезно.
— А как бы проверить Степашина?
— Пожалуйста. У меня, кроме зарплаты, больше нечего проверять.
— Вы не боитесь проверки?
— Нет. Счетная палата, как жена Цезаря, должна быть вне подозрений...
— А как вам такое явление, как кумовство, когда, допустим, родственники губернатора устраиваются на хлебные места?
— По-моему, такое не каждый губернатор себе позволяет.
— А по-моему, каждый. И не только губернатор. Особенно в Москве. Даже в высших эшелонах власти...
— Если так, то это неправильно. К сожалению, здесь мы имеем дело с нарушением элементарных норм этики. Если говорить о том, что кто-то из больших руководителей устраивает своих детей или родственников в госструктуры... Увы, из нашего лексикона практически выпали такие слова: «скромность», «стыдно»... Думаю, пора вносить поправку в Закон о госслужбе примерно с такой вот формулировкой: на высоких должностных лиц должны распространяться определенные ограничения при устройстве на работу их родственников. Давайте вместе выступим с такой инициативой.
— Давайте... Но вы понимаете, что замахиваетесь на самое святое?
— Почему? Я просто рассуждаю. Но те, кто ведет борьбу с коррупцией, думаю, со мной согласятся...
— И по вашей наводке к чиновникам нагрянут с обыском.
— Наводок мы не даем, правоохранительные органы активно изучают наши материалы. Не надо конъюнктурить, принюхиваться — как бы укусить. Глядишь, промазали, не того куснули.
— А конъюнктура-то в чем — чтобы Кремлю угодить?
— Наверное. А кому еще? В Кремле сказали: с коррупцией нужно бороться. Ну и начали. Но там же имели в виду сис-те-му!
— Но и по вашим материалам под Уголовный кодекс «подвели» уже немало народу.
— Мы ставим диагноз. И если вместо того чтобы лечить, люди воруют, их наказывают. К нам давно уже не относятся как к бухгалтерии.
— Как к силовому ведомству?
— Да. И пусть наша палата будет интеллектуально силовой.
— Наконец-то вы чистосердечно признались! Но у меня к вам, как к герою интервью, есть претензии...
