И только приподнимут ее утром и подсунут ей за спину подушки, как она в нетерпении уже проводит рукой по волосам. Но всякий раз с грустью убеждается, что еще невозможно заплести косу. И это до слез огорчает ее.
А вдруг приедет Тараш? Ей очень хочется, чтобы к встрече с возлюбленным отросли у нее длинные, длинные волосы.
Почему-то в ее сознании появились непонятные провалы, она не может последовательно восстановить в памяти прошлое. Потерян счет дням: полные тоски, они так похожи друг на друга.
Иногда ее преследуют кошмары, и тогда мрак заволакивает и действительность и сновидения.
Порой же ее сознание проясняется и сны бывают радостные.
Когда спадает жар, она старается уснуть, чтобы снова увидеть эти чудные сны. Пусть оборвется действительность, пусть вся жизнь превратится в сон. Тамар согласна на это.
Снится Тамар, что каждый день Тараш Эмхвари приходит навещать ее. Он все тот же, что и раньше: всегда тщательно выбрит, ногти блестят; от его костюма, платка и перчаток исходит аромат духов. Как всегда, он садится у рояля и начинает рассказывать удивительные истории из своих путешествий.
Проснувшись, Тамар старается представить себе Тараша.
Каков он был? Какой был у него голос? Иногда память кажется ей такой беспомощной! С сердечным сокрушением думает Тамар об этом так странно одиноком и грустном человеке…
И действительно, как ни старался он казаться веселым, Тамар всегда угадывала в нем ту печаль, которую этот «циничный» человек хотел скрыть от всех.
Иногда Тамар даже жалеет, что судьба свела ее с ним. Если бы Каролина не ввела его в их дом, горе не иссушило бы сердце Тамар.
Первое время Каролина тоже говорила: «О, ваш Эмхвари большой позер! Его культура — одна лишь видимость. Он как дуплистое дерево, бесплодное дерево с подгнившими корнями. От него не может быть пользы. Кто найдет счастье в близости к нему?»
В этом местечке все порицали Тараша Эмхвари: и Шардин Алшибая, и дедушка Тариэл, даже Херипс. Местные обыватели не выносили этого «спесивца».
И теперь жалеет Тамар, что однажды она упрекнула Тараша, сказала ему:
«Ты бессердечен! На чужбине оставил ты сердце».
Тараш временами и сам осуждал себя, часто клеветал на себя, говоря, что он бездушен и упрям, что сердце его изъедено ненавистью.
На самом же деле Тараш Эмхвари был совершенно не таков. Теперь она уверена в этом. Он — отзывчивый, нежный и скромный человек.
Взять хотя бы его отношение к Лукайя! Ни разу не дал он почувствовать несчастному старику, что тот слабоумный. Всегда говорил с ним как с равным, заставлял его рассказывать старые истории, сказки и заклинания.
Ну, и пускай все ненавидят Тараша Эмхвари. Если не только Зугдиди, но даже весь мир ополчится против него, если все будут его поносить, закидают грязью, — все равно он сможет опереться на любовь Тамар, на ее верное сердце!..
В Тбилиси она не сознавала всего этого.
Если бы она это поняла в свое время, тогда самый ничтожный каприз его она принимала бы как закон для себя. Но в том-то и горе, что уже поздно! Беспощадная судьба увлекла Тараша в неизвестность.
Почему не осталось у нее хоть что-нибудь как память о нем! Ну хотя бы платок, или перстень, или записная книжка — его дневник, который она вернула ему в тот вечер. Одному лишь несчастному Лукайя улыбнулась судьба; ведь Тараш подарил ему костюм.
Сейчас Лукайя сидит около нее и рассказывает свои сны; одному богу известно, видел ли он их действительно или выдумывает…
«Снился мне Тараш, — говорит Лукайя. — Черная борода ниспадала ему на грудь. Он был весь в белом, верхом на белом коне. Под копытами коня дрожала земля. Белое — это добрый знак. Все будет хорошо, шуригэ. Он скоро приедет, а ты тем временем поправишься».
Лицо Тамар раскраснелось, зрачки расширились. Каролина убрала подушку и снова уложила больную в постель. В комнате стоял запах камфары.
— Душно, откройте окна!.. — простонала Тамар и закрыла глаза.
С того дня, как заболела Тамар, Тариэл Шерващидзв крепко замкнул двери своего дома. Он дрожал за честное имя дочери и престиж своей семьи.
Доктора обнадеживали его, говорили, что Тамар поправится. Но этого недостаточно. «Незапятнанная репутация» — вот что было важно для дедушки Тариэла. Он предпочел бы умереть, нежели дожить до того, чтобы честь его семьи была взята под сомнение.
Старик обругал доктора Перадзе за неправильный диагноз, а вот Херипс подтвердил слова Перадзе. Хотя никто не говорит Тариэлу ничего определенного, ему все понятно. Виновником несчастья он считает Тараша Эмхвари.
И бьет себя старик кулаками в грудь в порыве позднего раскаяния: почему своевременно не выгнал из своего дома этого негодяя? Эмхвари и без того должники за кровь Шервашидзе, а теперь по милости одного, из них на дом Тариэла обрушилось еще новое несчастье!
Он даже не может вволю поносить ненавистного врага: Херипс предупредил отца, что больная волнуется, когда о Тараше Эмхвари отзываются дурно.
— Да и неразумно ругать человека всенародно, когда дело еще может кончиться благополучно, — говорит Херипс.
Это несколько успокоило священника. И все же, как только Лукайя возвращается из города, дедушка Тариэл сейчас же спешит к нему с вопросом:
— Ну, что говорят?
Если Лукайя приносит какую-нибудь сплетню, услышанную краем уха, дедушку Тариэла бросает в дрожь. Ему кажется, что злые языки решили во что бы то ни стало запятнать безупречное имя его семьи.
— Что слышно? — спрашивает он кряхтящих старух княгинь, тетушек и кумушек.
И невдомек старику, что такими расспросами он только распаляет любопытство сплетников.
Провожая врачей, он каждого умоляет не проговориться где-нибудь и этим сам подогревает слухи.
Чтобы скрыть истину, Тариэл через Дашу и Лукайя оповестил соседей, что Тамар больна оспой и родителям следует оберечь детей. «Мой христианский долг требует, чтобы я предупредил вас», — велел он им передать.
Тамар захотела повидать свою старую няню, и дедушка Тариэл распорядился привезти ее из Гурии: «Пусть приедет, духи оспы любят игру на чонгури».
Слепая няня садилась у изголовья Тамар и начинала сладко напевать под чонгури:
Каждый день поет няня эту песню, каждый день Лукайя приносит фиалковой воды.
— Уберите всю комнату в красное! — требует няня. — Духи оспы это любят.
— Уже убрано, уже все убрано в красное, — говорит Лукайя, успокаивая няню.
Слепая няня берет своей сморщенной рукой руку Тамар и тихой колыбельной, старинными сказками переносит ее в детство.
Вечером у Тамар поднялась температура. И показалось ей в бреду, что раскрылось окно и вошла мать, одетая в траур. Вошла, стала у ее изголовья. В руках у нее крест, когда-то утерянный Тамар.
