себя подумал: «Тверже бывает разве что гранит».
— Не сейчас. — Либерти коснулась губами его бедра, после чего вновь отправилась в путешествие вверх по его животу и груди и остановилась лишь тогда, когда ее язык оказался у него за ухом.
Дэрвуд ощутил, как в тело ему впился китовый ус ее корсета. Какой контраст с восхитительной мягкостью ее груди! С ее шелковистой кожей! Дэрвуд мысленно прошелся по всем известным ему упражнениям по закалке духа, но так и не смог отвлечься от пульсирующего напряжения в паху. Ему стоило неимоверных усилий лежать не двигаясь, если не считать, конечно, конвульсивных содроганий в ответ на ее прикосновения. Он то напрягал, то расслаблял мышцы.
Когда же Либерти снова спустилась вниз и пощекотала языком его пупок, Эллиот понял, что терпеть дольше — выше его сил. Его руки машинально принялись гладить ее волосы. Концы шелковистых прядей обвивались вокруг пальцев подобно атласным лентам. Но Эллиот продолжал накручивать их все выше, чтобы притянуть ее к себе, но в последний момент его удержал взгляд ее затуманенных страстью глаз.
Словно угадав, что лежать безучастно, наслаждаясь ее ласками, с каждым новым мгновением ему удается все труднее, Либерти наградила его счастливой улыбкой. Затем без всяких предупреждений ее губы, как мягкая и горячая перчатка, обволокли его напряженную плоть.
Дэрвуд продолжал, откинувшись, полусидеть на постели, и все его тело сотрясали судороги. Руками он сжимал ее голову, словно пытался оторвать от себя. Нет, ему больше не вынести этой сладкой пытки. Издав сдавленный хрип, он опрокинул Либерти на спину и принялся срывать с нее корсет. Его пальцы нервно что-то дергали, что-то тянули, пока наконец она не предстала пред ним полностью обнаженной, не считая шелковых чулок и крестика на шее.
Горячими губами, бормоча невнятные слова о ее красоте, он принялся тискать ее тело с тем же усердием, с каким она ласкала его. Его губы заскользили по ее груди, животу, все ниже и ниже, пока не достигли влажных завитков. И тогда она выкрикнула его имя. Скользнув под нее обеими руками, он приподнял ее себе навстречу, даря ей самые интимные, самые восхитительные ласки, после чего язык его проник в ее святая святых, и вскоре тело ее, доведенное до любовного исступления, затрепетало в сладких судорогах.
Либерти все еще продолжала извиваться в истоме, когда несколько секунд спустя Дэрвуд перекатился на спину. Она попыталась вновь положить его поверх себя, но Эллиот не позволил ей это сделать. Вместо этого он крепко обнял ее за шею и впился поцелуем в ее губы. Теперь, когда она была сверху, он мог подарить ей куда более сильное наслаждение. Эллиот усадил ее поудобнее, плотнее прижав ее бедра к себе. Либерти застонала. На мгновение Эллиот приоткрыл глаза, чтобы проверить, что означают ее всхлипы. В глазах Либерти он прочел экстаз, и только экстаз. И вошел в нее до конца. В следующее мгновение они воспарили к вершинам восхитительного блаженства. Словно эхо, услышал Дэрвуд, как она порывисто произнесла его имя, после чего их охватило сладкое забытье.
Спустя несколько секунд Эллиот попытался собрать в себе последние остатки сил, чтобы наконец оторваться от Либерти. Однако не смог и лишь продолжал нежно поглаживать ее тело. Руки его скользили вверх-вниз по ее спине, а сама она лежала поверх него, как покрывало, которое согревает и укутывает, пока он парил над вершиной блаженства. Кожа Либерти стала влажной. Где-то возле самого его уха быстро билось ее сердце.
Ее пальцы медленно заскользили по его влажным от пота плечам. Наверняка наутро у него обнаружатся следы ее страсти, подумал Дэрвуд, вспомнив, как ее ногти, царапая кожу, ночью впивались ему в тело. Почему-то от этой мысли ему стало приятно и радостно. Следы любви… Почему бы их не оставить там навсегда?..
Совершенно варварский характер этих мыслей дал ему наконец силы откатиться от Либерти. Внутреннее чутье подсказало ему — что-то не так. Только вот что? Ответ ускользал от него, не давая себя поймать. Было видно, что Либерти довольна. Как только Дэрвуд перекатился на спину, она потянулась за ним, в его объятия, словно цветок, который поворачивается вслед за солнцем, и нежно прижалась щекой к его груди.
— Спасибо, Эллиот!
Дэрвуд по-прежнему пытался понять, что же все-таки не дает ему покоя.
— Полагаю, если мы намерены вести себя так, как и подобает, то я должен сказать то же?
— До сих пор вас меньше всего интересовало, как вы себя ведете — как подобает или нет?
Ее замечание тотчас помогло ему осознать, что же все-таки не давало ему покоя.
Этой ночью Либерти подарила ему еще один бесценный дар, однако так и не сказала, что любит его. Дэрвуд нахмурился.
Либерти же теснее прижалась к нему и вытащила из-под сбитых простыней корсет.
— Кажется, вы его окончательно испортили. Но Дэрвуд одним движением руки швырнул загубленную вещь через всю спальню.
— Ничего. Куплю вам новый, — пообещал он.
Либерти натянула на себя одеяло. Волосы ее растрепались и теперь лежали спутанной гривой у него на груди. Дэрвуд машинально запустил в них пальцы, нежно разбирая спутанные пряди, а сам тем временем размышлял о не менее растрепанных собственных чувствах. Либерти всеми известными ей способами пыталась дать понять ему, что любит его. Ее невинные ласки — разве они не доказывали ему ее чувств?
Увы, нет. Он желал услышать от нее слова любви. Только ее признание могло спасти его, помочь побороть гнетущее одиночество, что поселилось в самых недоступных уголках его души. Мысли бешено метались у него в голове, пока Эллиот раздумывал, как лучше, как деликатнее заговорить с Либерти на эту тему. Не может же он потребовать от нее ответа! Или все-таки может?
Он опустил глаза на ее голову, которая покоилась у него на груди. Ровное дыхание Либерти подсказало ему, что она спит. Что ж, подумал Дэрвуд, придется провести еще одну ночь наедине со своими страхами. Жил же он годы с этим холодом в сердце, и ничего, до сих пор жив. Теплое, разморенное любовью тело Либерти вплотную прижалось к нему. Значит, страхи подождут до утра.
Либерти проснулась от того, что по окну барабанил дождь. Она потянулась и ощутила во всем теле приятное томление. Эллиот разбудил ее ночью еще раз, чтобы снова заняться любовью. На этот раз роль «мучителя» взял на себя он, не оставив без внимания буквально ни одного местечка на ее теле. Тысячами самых разных способов он дал ей понять, как любит ее, доведя ее тем самым до вершины экстаза. Боже, это было не просто восхитительно, это было божественно!
Увы, после сладостного блаженства к ней вернулось мучительное осознание печальной действительности — получалось, что Ховард Ренделл и впрямь добился своего. Эллиот оказался у самого края пропасти финансового и личного краха, а причиной тому стала она. На Либерти накатила грусть от неизбежной потери. Она поднялась и подошла к окну. Потянуло холодом, и она машинально взяла первое, что попалось ей под руку. Это оказалась рубашка Эллиота, и она до сих пор сохраняла его запах. Либерти надела ее и обернулась к мужу. Обнаженный, он спал, раскинувшись на постели.
Либерти пробежала глазами по очертаниям его тела — каждый мускул служил немым свидетельством суровой самодисциплины. Упражнения, которые Эллиот выполнял каждое утро, и даже то, как он обычно двигался, — все это отражало гармонию его духа и тела. Сейчас, когда он лежал перед ней обнаженным, эффект от занятий поражал и восхищал. Он действительно похож на античного бога. Либерти легко представила себе, как он пружинистой походкой сходит на грешную землю с вершины Олимпа.
И вновь печаль омрачила ее мысли, и она повернулась к окну, наблюдая, как капли стекают по стеклу бесконечными ручейками. В эти минуты она более чем когда-либо мечтала поскорее найти для него Арагонский крест. Ведь теперь, когда Фуллертону и Константину известна тайна «Сокровища», Эллиот оказался практически беззащитен перед их кознями. План Ховарда сработал так, как и замышлял его создатель, а во всем этом ее прямая вина.
— Либерти! — позвал ее с постели Эллиот. Она обернулась:
— Я не хотела тебя будить.
— Что ты делаешь?
— Смотрю на дождь.
Она услышала, как, отбросив в сторону одеяло, по толстому ковру он подошел и встал позади, обхватив ее руками. Она откинула голову ему на плечо. В его объятиях Либерти на мгновение забыла о нависшей над ними катастрофе, отогнала печальные мысли, которые тяжким бременем лежали у нее на сердце.
— Замерзнешь, — прошептал он.
— Нет-нет, мне тепло.
Она встретилась с ним взглядом в оконном стекле. По ее щеке начала скатываться предательская слезинка.
— Ты плачешь? — спросил он. Либерти заметила в его глазах неподдельную тревогу. — С тобой все хорошо? Я не сделал тебе больно?
— Нет-нет, ты здесь ни при чем, — прошептала она и сердито вытерла тыльной стороной ладони выдавшие ее слезы. — Прости меня, Эллиот. Сама не знаю, что на меня нашло. Обычно я не столь чувствительная.
— Что ж, значит, мы квиты.
В ответ на его шутку Либерти вымученно улыбнулась.
— Просто я подумала о том, в какой кошмарной ситуации мы оба оказались.
— Интересно, в какой же, моя дорогая? — поинтересовался Дэрвуд, поглаживая ей живот и бедра. — Согласен, все не так-то просто. Но я бы не сказал, что нам с этим не справиться.
— Эллиот, ты не понимаешь. Ведь это как раз то, на что и рассчитывал Ховард.
Либерти почувствовала, как Эллиот приподнял ее волосы и нежно поцеловал шею. И ей опять стало грустно.
— Что-то мне плохо в это верится, — задумчиво произнес он.
Она
